Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
28.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[14-09-04]
Человек имеет правоВедущий Карэн Агамиров "Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства". Статья 1 Всеобщей декларации прав человека. Карэн Агамиров: Пытки и жесткое обращение при применении принудительных психиатрических мер в местах лишения свободы - такова наша сегодняшняя тема. В обсуждении участвуют: исполнительный директор Гражданской комиссии по правам человека Санкт-Петербурга Роман Черный, эксперт в области защиты прав заключенных Борис Пантелеев, адвокат Михаил Федоров и Марина Трутько, защитник прав стариков, угодившая за свою деятельность под психиатрический и судебный каток. Из клятвы Гиппократа: "Я направляю режим больных к их выгоде, сообразно со своими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости". Психиатры - такие же врачи. Известный факт, что в России с общей психиатрией большие проблемы существуют, а уж с тюремной тем более, наверное. Борис Пантелеев: Борис Пантелеев: Да, конечно, к сожалению, мы неоднократно убеждались в том, что тюремная психиатрия, как и другие инструменты, обслуживает власть, - то есть судебная, прокуратура и так далее, как правило. Я думаю, характерным примером будет дело Рафаэля Усманова - это магаданский правозащитник, который критиковал губернатора Цветкова, был обвинен в оскорблении и клевете. Суд вынес решение о назначении амбулаторной экспертизы, амбулаторная экспертиза признала его вменяемым, суд это решение не устроило - и ему была назначена стационарная экспертиза. Стационар признал его невменяемым. И вот уже более двух лет он находится в тюремной психбольнице в Санкт-Петербурге, на улице Арсенальной. Я хочу только добавить, что Усманов признан известной правозащитной организацией "Международная Амнистия" политическим заключенным, но дело не только в этом. Если бы только это, но таких примеров вообще шквал. Например, предприниматель во Владимире Сергей Басов, который, являясь конкурсным управляющим одного из банков, стал требовать возврата долгов, в том числе возврата долгов от губернатора Владимирской области. Против него было возбуждено уголовное дело, его пытались признать невменяемым, он отсидел несколько лет - и продолжается давление на него и сейчас. Или, например, Валерий Шамсутдинович Семенов, известный московский правозащитник, сейчас находится в психбольнице Троицко-Антроповского района. И таких примеров много, к сожалению. Тюремная психиатрия продолжает обслуживать власть по той же системе, как и сама тюрьма. Почему туда доступ затруднен? Потому что по закону существуют определенные правила, которые ограничивают доступ туда людей. И эта закрытость возводится - в том числе тюремными психиатрами - в абсолют для решения своих мелкошкурных интересов. Карэн Агамиров: Скажите, пожалуйста, Роман Черный, а вот Рафаэль Усманов в каких условиях находится сейчас в тюремной психиатрической больнице? Роман Черный: Рафаэль находится в очень тяжелых условиях. Начнем с того, что к нему затруднен доступ, то есть с ним достаточно сложно встречаться. К примеру, его представитель - омский правозащитник господин Юрий Шадрин, и часто ему просто препятствовали в том, чтобы он встречался с самим Рафаэлем. Рафаэль был избит, то есть он выходил на встречу со своей сестрой с синяками и со следами недавнего избиения, по поводу чего его сестра даже обращалась в суд. Налицо явно жесткое обращение, а возможно - и пытки. По всей видимости, этого человека или связывали, или держали. Прямо в экспертизе это было сказано, а затем это цитируется в решении суда. Этот человек, по мнению экспертов, социально опасен. А в чем его социальная опасность? В том, что он высказывает, в частности, идеи сексуального насилия по отношению к должностным лицам из правоохранительных органов и органов исполнительной власти. О чем, собственно говоря, идет речь? Речь идет, попросту говоря, о том, что господин Усманов нецензурными словами ругал представителей исполнительной власти, правоохранительных органов. Карэн Агамиров: Угроза сексуального насилия. Роман Черный: Да, угроза сексуального насилия. Я не цитирую, конечно, Рафаэля, но понятно, что он говорил. И это просто смешно, понимаете. Это смешно! Карэн Агамиров: Адвокат хочет добавить, Михаил Федоров. Михаил Федоров: Правильно, я абсолютно согласен. У нас закон перевернут. Мелкое хулиганство - привлекайте. Если угроза жизни сотруднику - привлекайте. Но ищут "лучший" вариант, когда "психиатр" (я говорю в кавычках, потому что настоящий психиатр на сделку с совестью не пойдет) вот такое составит заключение. Я хочу сказать, что даже в этой ситуации мы не лишены способов борьбы. Во-первых, любое решение через суд, если у нас не добровольная госпитализация и так далее, нужно добиваться обжалования. Ведь у нас закон о психиатрической помощи предполагает участие и частных экспертов. Давайте, берите со стороны и ломайте это решение, добивайтесь в порядке надзора. То есть давить надо. Борис Пантелеев: Обращаюсь к тем заключенным, которые слушают Радио Свобода, а они слушают, я знаю, к нам приходят письма: Карэн Агамиров: Не отбирают приемники сейчас? Борис Пантелеев: Это одно из нарушений - запрещают осужденным, хотя это законом разрешено, приобретать радиоприемники. Как правило, дается один на отряд. Так вот, обращаясь к тем, кто нас слушает, есть решение Конституционного суда о том, что даже находящиеся в карцерах имеют право на адвокатскую помощь. Поэтому я обращаюсь к тем, кто слушает, у нас установлен контакт с Генеральной прокуратурой, господином Чабаняном, который заявил, что все письма должны отправляться, все жалобы должна отправляться. И наша позиция такая, мы ему говорили об этом, что если администрация не отправляет, то человек имеет право отправить любым другим способом. Карэн Агамиров: Послушаем звонки. Денис, добрый день. Слушатель: Я вот что хотел бы узнать. Среди наших возмутителей спокойствия, скажем так, диссидентов, инакомыслящих и так далее, есть не только люди с больной совестью, а есть, в общем-то, явно сумасшедшие люди. И как же без помощи медицины отделить одних от других? Я не хотел бы называть, допустим, какие-то фамилии, они всем известны, но из тех, что стоят с плакатами: вы уж извините, я возьму на себя смелость, вот Новодворская - явно больной человек. Карэн Агамиров: Давайте не будем давать определения, это некрасиво. Но вот на ваш вопрос хотят ответить все, по-моему. Борис Пантелеев: Я коротко по поводу заявления о Валерии Новодворской. Она человек, конечно, неоднозначный, но вот вам было бы неплохо знать, что Валерия Ильинична даже в те времена, коммунистические, не боялась говорить то, что сейчас говорят все. И она шла, в том числе, зная, что ее поместят в тюремную психбольницу, она на это шла сознательно. Если для вас это не показатель, ну, извините: Карэн Агамиров: Я вам рекомендую ее книгу прочитать, и там о пребывании в тюремной психбольнице у нее достаточно много написано. Роман Черный: С точки зрения правоприменительной практики, с точки зрения того, что происходит в психиатрических больницах, я вам приведу конкретный пример, чтобы было понятно. Имеет человек право на встречу с адвокатом? Имеет. Конкретный случай. Иван Гаврилович Иванников, доцент Финансово-экономического университета в Санкт-Петербурге - против него, на мой взгляд, было сфабриковано уголовное дело смешное, то есть человек должен быть потомственным ниндзя, чтобы нанести единственный удар в лоб сзади. Карэн Агамиров: Доцент нанес? Роман Черный: Да, доцент, которому 60 с небольшим лет, который раньше никогда ни в чем криминальном замешан не был. "Смешная" история. В рамках этого уголовного дела человека направляют на принудительную, не на амбулаторную, а сразу же на стационарную экспертизу, там он более 30 дней находится, ему продлевают с нарушениями это нахождение: Вот просто по поводу встречи с адвокатом. Человек имеет право столько иметь адвокатов, сколько он пожелает, сколько он может оплатить. Приходит к человеку один адвокат - время встречи с адвокатом ограничивается 5-7-ю минутами. Приходит второй адвокат - ему отказывают во встрече с его подзащитным. Это та реальность, которая имеет место быть. Дальше это обжалуется в прокуратуру: Карэн Агамиров: Адвокат удивляется этому, да, Михаил? Роман Черный: Нет, это реальность. Михаил Федоров: Я удивляюсь вот в какой части. Вообще-то мне приходилось сталкиваться, когда препятствовали, но моя практика без ограничений. Они, правда, "наезжают": Карэн Агамиров: Может быть, потому что вы - бывший сотрудник милиции, об этом все знают и боятся просто: Роман Черный: Я думаю, что это очень важный момент, что как-то больше уважают вас в этом смысле. Михаил Федоров: Но, извините, адвокат должен кусаться тоже, на то ты и адвокат. Карэн Агамиров: Давайте послушаем звонки. Владимир, здравствуйте. Слушатель: У меня реплика такая. Я психиатр, совершенно не имеющий никакого отношения к судебной системе, к экспертизе, то есть совершенно, так скажем, человек посторонний. Но вот, наблюдая со стороны за своими бывшими пациентами, сделал такой вывод, что все отношение к психиатрии, к заключениям психиатров является формальным и очень часто, к сожалению, не соответствует действительности. То есть человек с серьезными психическими проблемами как-то формально признается здоровым на абсолютно любых делах - на гражданских, на уголовных. И человек, наоборот, скажем, психически здоровый, - ему становится какой-нибудь спорный диагноз, как-то подтасовывается. Карэн Агамиров: То есть получается с точностью до наоборот, да, Борис? Борис Пантелеев: Что в тюрьме, то и в тюремной психиатрии. Многие врачи, не все, но многие полагают так: мерзавец, негодяй, плохо себя ведет, не соблюдает режим и так далее (это даже добросовестный врач, не выполняющий заказ): Карэн Агамиров: Администрация им недовольна, да? Борис Пантелеев: Да. А раз так - значит, я имею право относиться к нему тоже плохо, незаконно. Он провоцирует меня - я имею право вести себя так же. Роман Черный: В этом и заключается вся проблема - в том, что, когда мы говорим о психиатрии, а тем более о тюремной психиатрии, которая еще более закрыта, все исключительно зависит от личности того или иного психиатра или от мнения. Не понравился мне по каким-то причинам человек или, что чаще бывает, есть какой-нибудь заказ, звонок или еще что-то - значит, соответствующий диагноз будет поставлен. Нет заказа - он, наоборот, не будет поставлен. Если человек попал в психиатрическую больницу, если его хотят, что называется, отмазать, быстрее выпустить из психиатрической больницы, - это легко сделать. Если его хотят продержать дольше его реального срока - это тоже можно сделать с точки зрения психиатрии, потому что все зависит исключительно от мнения конкретного врача-психиатра. Карэн Агамиров: Давайте послушаем звонки. Слушатель: Это Владимир Киселев из Междуреченска. Вот у меня такой вопрос. Когда человек болеет какой-нибудь болезнью, допустим, сахарным диабетом, у него берут анализ, когда у него язва - эндоскопию проводят, когда нефрит - тоже анализы берут, мочу. А вот относительно психиатрических больных? Роман Черный: Когда мы говорим о психиатрии, действительно существует практически один метод диагностики, он называется - клиническое собеседование. Есть еще психологические тесты, которые могут приниматься во внимание, могут не приниматься. Поэтому, безусловно, диагностика в психиатрии - это весьма и весьма субъективная вещь, то есть все зависит от клинического собеседования. Вот это то, как ставится диагноз. Борис Пантелеев: На собственном опыте могу сказать, что в 1980 году, находясь в судебной экспертизе, тюремной, ко мне применили такую меру, которая тогда очень практиковалась, но была незаконной совершенно (Роман подскажет, практикуется ли это сейчас), как взятие спинно-мозговой пункции. То есть ко мне просто пришли, не спрашивая моего согласия, скрутили, воткнули иголку в позвоночник (а это штука очень опасная, потому что на миллиметр ошибиться - и человек может стать инвалидом, он будет полностью обездвижен), и взятие этой пункции может подтверждать, вменяем или невменяем, какие-то параметры. Карэн Агамиров: Михаил Федоров, как насчет взятия пункции? Михаил Федоров: Это был 1980 год, и тогда еще не было нового закона 1992 года, который сейчас действует у нас. У нас, если происходит недобровольная госпитализация, в любом случае проработка происходит судейская. Пусть и психиатр ответит. Роман Черный: Вы знаете, я отвечу следующим образом. Дело в том, что для такого рода процедуры необходимо получение письменного согласия человека на подобную процедуру, потому что это достаточно инвазивный метод, то есть, скажем так, повреждающий. Карэн Агамиров: В месте лишения свободы тоже, да? Роман Черный: А какое это имеет значение? В этом смысле конституционные права, извините, для всех конституционные права, вне зависимости от того, ты в местах лишения свободы или нет. Здесь, правда, другой аспект, на мой взгляд, должен быть затронут, - это проведение опытов на людях. И это тоже жесткое, унижающее достоинство обращение и наказание. Конкретный пример. Возьму ту же книгу Владимира Пшизова, которую он опубликовал, когда в советское время один из психиатров (кстати сказать, и сейчас достаточно известный человек) проводил в тюремной больнице испытания, он применял на пациентах ЛСД - это довольно серьезный наркотик - и не спрашивал ни у кого из пациентов разрешения на это. Карэн Агамиров: Это когда, в какое время было? Роман Черный: Это было в советское время еще, до 1980 года. Карэн Агамиров: Сегодня такие факты есть? Роман Черный: Сейчас я скажу. Знаете, мне не известны подобные факты в тюремных психиатрических больницах, но мне известно, что, например, испытания психотропных препаратов и вообще испытания препаратов проводятся на пациентах в Первой Психиатрической больнице в Санкт-Петербурге (это одна из крупнейших больниц) имени Кащенко. У нас даже ответ официальный, что они проводятся, но написано, что с соблюдением законодательства, то есть якобы они подписывают согласие. Практика показывает, что 99 процентов из тех, кто приходит к нам, говорят, что им не сообщают о том, чем их лечат, несмотря на их просьбы, хотя должны, в соответствии с законом о психиатрической помощи. Так о чем говорить, если людям не сообщают о том, чем их лечат в обычной психиатрической терапии, то когда на них проводят испытания препаратами, просто смешно даже предполагать, что их информируют. Карэн Агамиров: А я зачитаю статью 5-ую Нюрнбергского кодекса: "Ни один эксперимент не должен проводиться в том случае, если есть основания предполагать возможность смерти или ранения с тяжелым последствием для здоровья человека, вплоть до инвалидности. За исключением тех случаев, когда врачи-исследователи сами служат объектом своих исследований". Роман Черный: Да, это правда. И я вам скажу больше, что в этом году господин Чуев, один из депутатов Государственной Думы, выдвигал такую поправку к Уголовному кодексу Российской Федерации - об уголовной ответственности за проведение опытов на людях, экспериментов на людях без информирования и согласия человека. И что же? В итоге получилось, по-моему, так, что примерно 60 процентов голосов - "за", 50 - "против", а остальные просто не голосовали, хотя кворум был. То есть, попросту говоря, депутаты провалили этот законопроект. И это показывает отношение, собственно говоря, наших представителей в данном случае законодательной власти к этим вещам. Карэн Агамиров: Роман, а факты пыток в местах лишения свободы при применении психиатрических мер какие существуют? Роман Черный: Безусловно, пытки и жесткое обращение имеют место быть. Первое - это вот Андрей С., который обращался к нам, находился в тюремной психиатрической больнице. Он был осужден за убийство и был освобожден от ответственности и находился в психиатрической больнице тюремной достаточно долго, а затем его перевели в психиатрическую больницу, тоже на принудительное лечение. Якобы, послабление, но на самом деле, как писал Андрей, там с ним стали хуже обращаться. Если там, что называется, была "терапия стенами", то здесь в наказание за его строптивый характер, за то, что он во многом не соглашался с режимом, который есть в третьей психиатрической больнице, ему стали назначать психотропные препараты. На самом деле, это очень жесткое обращение, потому что побочные эффекты - человек скручивает, слюнотечение, неусидчивость такая, что человеку иногда даже спать трудно, он даже в туалет приходит, простите, мочится - и с ноги на ногу переминается. И это все побочные действия препарата, это жесткое обращение. Карэн Агамиров: Это, кстати, описывает Валерия Новодворская в книге своей. Роман Черный: Но есть и не только такие вещи. Жесткое обращение, например, - это и то, что я говорил о Рафаэле Усманове, это избиения. Это и другое. Например, скажем, Олег П. - подросток, который был в следственном изоляторе, и он действительно пытался ограбить один магазин вместе со своими друзьями. Дальше он был освобожден от уголовной ответственности и направлен на принудительное стационарное лечение в ту же 3-ю психбольницу в Санкт-Петербурге, откуда он несколько раз сбегал, но сам возвращался, потому что без документов жить тяжело, он приходил к матери, а мать его уговаривала вернуться. И что же? На длительное время человек лишен прогулок. Он находится вместе со взрослыми людьми, многие из которых действительно тяжело больны. Ему ставят в качестве диагноза такую вещь, как психофизический инфантилизм, то есть отставание в развитии, и это притом, что человек примерно с 13 лет находится несколько лет в психбольнице, и его не учили, он не учился, он не мог учиться там. Это ли не жестокое обращение? Я не говорю уже о том, что, например, нам сообщает мать одного мужчины, что его принуждали к гомосексуальным контактам. Причем охранник одной из психиатрических больниц нам, например, рассказывал, что так называемые "опущенные" - это ведь очень большая проблема в местах лишения свободы, сегодня все больше и больше становится опущенных на зоне, то есть людей, которых за мелкие провинности опускают. Представляете, какое это унижение, это варварское унижение. И потом эти люди попадают в психбольницу - и их продолжают: Это та же самая камера, по сути. Человек еще под препаратами находится, и его продолжают унижать. Карэн Агамиров: У нас заждалась другая героиня нашей передачи - Марина Трутько. Она пострадала и продолжает страдать за свою правозащитную деятельность. На нее тоже завели уголовное дело, и она в связи с этим тоже попала под "психиатрический каток". Расскажите, Марина, вашу историю. Марина Трутько: Осенью 2000 года ко мне из соседнего города обратились старики Бондаревы с просьбой помочь им в защите прав наследования частной собственности, нарушаемых прокуратурой города Дмитрова, предъявившей к ним иск. Придя 24 декабря в судебное заседание, я столкнулась с откровенно хамским поведением со стороны председательствующей судьи Ивановой, которая не начала процесс вовремя из-за отсутствия прокурора, не вышла, вместо зала заседаний стала проводить процесс в кабинете, а большое число участников процесса, в том числе и двое представителей администрации, были в зале. И очень некорректно обращалась с теми людьми, которых я защищала. В соответствии с действующим Гражданско-процессуальным законодательством, я дала отвод судье, при этом в отводе упомянула, что у меня нет оснований считать, что будет вынесено правосудное решение, поскольку судья уже до начала нарушает законодательство России, а именно - в нарушение статьи 21-ой Закон о статусе судей вышла в процесс без мантии. Государственный флаг Российской Федерации распят на стене, что означает по Словарю русского языка Ожегова, что он прибит к стене. Карэн Агамиров: И вы об этом сказали. Марина Трутько: И я об этом сказала во время отвода, то есть в порядке, предусмотренным законом. И это послужило основанием для возбуждения 4 февраля 2003 года уголовного дела по факту оскорбления судьи. 29 мая 2003 года судебная коллегия по уголовным делам Мособлсуда признала отсутствующим состав в моих действиях, поскольку не было нецензурной брани. Но 2 июля следователь Дмитровского ОВД Данилова организовала мое задержание во время процесса в Дубнинском суде, где я также защищала граждан города, и, полтора суток продержав в изоляторе временного содержания города Дмитрова, отправила на психиатрическое освидетельствование в Центральную клиническую больницу. Руководил освидетельствованием Дорофеев, директор клиники. Психиатры вели себя безобразно, что вызвало сомнения в их вменяемости. Карэн Агамиров: В чем выражалось это безобразие? Марина Трутько: Они полтора часа держали меня, видя, что я окровавлена (при задержании я была жестоко избита), знали из протоколов, которые оформила следователь, что у меня больной позвоночник. Я требовала вызвать защитника, в чем мне было отказано. Они скакали по кабинету в прямом смысле, как козлики, кричали: "Почему не убираешься из города? Почему не являешься к следователю (хотя вызовов никаких не было)? Почему преподавала английский? На что живешь?" Продержав полтора часа и не поставив диагноз, они вынуждены были меня отпустить. Следователь, не имея возможности удерживать, поскольку часть 1-ая статьи 297-ой УК РФ не позволяла лишить свободы: Карэн Агамиров: Вы законы уже выучили лучше юриста всякого. Марина Трутько: А я учусь на юридическом факультете Государственного Университета управления. Карэн Агамиров: Какие сегодня взаимоотношения с психиатрами у вас? Марина Трутько: Я вышла в процесс против следователя в Таганский суд 9 апреля. Была захвачена оперативниками и доставлена в Институт имени Сербского. Причем если оперативники вели себя корректно, то в Сербского потребовали от меня подписать добровольную госпитализацию. Я отказалась и была избита. Карэн Агамиров: Кем? Марина Трутько: Охраной. Карэн Агамиров: Охраной Института Сербского? Марина Трутько: Охраной Института Сербского, они были просто взяты из зоны. Доставлена я была в пятницу, в отсутствие паспорта (его целый день искали) я была только к вечеру госпитализирована, в отсутствие анализов, которые требуют в Сербского. В субботу-воскресенье, разумеется, никто мною не занимался. В понедельник руководитель экспертного отделения по гражданским делам Харитонова и руководитель того отделения, куда я попала, Малкин позвонили в Мособлсуд и выяснили, что отсутствует решение суда о моем помещении в стационар. Карэн Агамиров: Но пока решения окончательного в отношении вас никого нет, вы продолжаете находиться под давлением просто, да? Марина Трутько: Оно как раз будет приниматься сегодня. И судя по тому, как ведет себя судья: Меня до процесса не допустили, моих защитников тоже сначала не допускали, с материалами дела, несмотря на то, что процесс начат 29 июля, дали ознакомиться только в конце августа. Карэн Агамиров: Сплошные процессуальные нарушения. А можете примеры привести, что за люди, в отношении которых беззакония творятся? Марина Трутько: Ну, например, двое сотрудников органов безопасности не могли реализовать свое право на жилье, пришлось судиться с Министерством обороны - мы выиграли. Их не ставили на очередь и не предоставляли квартиры. Ректор МГУ нарушал права своих сотрудников на выплату заработной платы - тут судья поступил великолепно: оштрафовал ректора на 100 тысяч и обязал 20 тысяч выплатить, хотя они соглашались выплатить только 9 рублей. Международный Институт ядерных исследований, который нарушает права своих сотрудников на жилье, молодых специалистов не обеспечивает жильем, а предоставляет квартиры людям посторонним. Карэн Агамиров: Посторонним - в смысле своим, наверное. Марина Трутько: Ну, не имеющим отношения к институту. Карэн Агамиров: Слушаем Александра. Слушатель: Член Лиги сторонников запрещения недобровольного психиатрического лечения Александр из Санкт-Петербурга. Согласны ли вы с тем, что человек избежит недобровольного психиатрического лечения, если он откажется говорить с психиатром? Марина Трутько: Я, например, в Сербского отказалась отвечать на вопросы психиатров. Меня выгнали, дав денег, буквально через четыре дня, не проведя ни обследования, никаких анализов. Карэн Агамиров: Дав что? Марина Трутько: Выгнали, дав денег на дорогу. Однако появилось заключение, где мне приписаны фразы, которых я не произносила, и поставлен диагноз, который отсутствует в международном классификаторе. Теперь суд, защищая уже свои действия незаконные, представил уже классификатор, который якобы адаптирован для России, где этот диагноз есть, вопреки указу президенту 1999 года. Карэн Агамиров: Вот и ответ на вопрос: можно не отвечать, но последствия будут такие же, допишут то, что угодно. Получается, что тюремная психиатрия недалеко сегодня ушла от обычной по фактам злоупотреблений и нарушений. Роман Черный: Да, она недалеко ушла. И вообще куда ушла - вот в чем вопрос. Карэн Агамиров: Адвокат согласен с этим? Михаил Федоров: Да, приходится соглашаться, потому что мы знаем многие факты беспредела. Карэн Агамиров: В качестве заключения. Каждый второй из опроса, проведенного Гражданской комиссией по правам человека, считает, что психиатрическая больница - это место, где преступники укрываются от уголовного наказания или куда упекают инакомыслящих, это скорее тюрьма, чем больница. Я за то, чтобы это поскорее преодолеть. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
