Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
27.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[08-11-05]

"Поверх барьеров". Американский час с Александром Генисом

Роман Зэди Смит "О красоте". Обычные женщины в необычной рекламе. Документальный фильм "Рожденные для борделя". Рисунки Ван-Гога в музее Метрополитен. Гастроли кошачьего цирка в Нью-Йорке

Ведущий Александр Генис

Александр Генис: Когда несколько лет назад, на заре 21 века, вышел дебютный роман "Белые зубы" 25-летней красавицы Зэди Смит, критика пришла в восторг. Это была большая, неожиданно зрелая, богатая мыслями и нюансами, а главное - очень смешная книга, написанная девушкой смешанных рас и кровей. В сущности, Зэди Смит - сбывшаяся мечта мультикультуралистов, которым, наконец, было, чем доказать свой академический тезис о "плюрализме культур". Однако, как знает каждый автор, подлинное испытание для писателя - вторая книга. Только она способна доказать, был ли успех первой случайным или закономерным.

О новом романе Зэди Смит рассказывает ведущая "Книжного обозрения" "Американского часа" Марина Ефимова.

Марина Ефимова: "Пожалуй, можно начать с Е-мэйла, который Джером послал отцу...". Так открывается новый, и уже нашумевший, роман молодой британской писательницы Зэди Смит, который называется "О красоте". Начало романа сбило меня: я решила, что это отсылка к "Рождественской сказке" Диккенса, к знаменитой первой её фразе "Marley was dead to begin with" - "Начать с того, что Марли был мёртв"... Но я ошиблась: начало романа "О красоте" - намек на другого английского романиста - И. М. Форстера. Первая фраза почти дословно (если, конечно, заменить Е-мэйл на письмо), повторяет начало его романа "Тупик Говарда". И не случайно, разумеется: роман Зэди Смит - намеренное подражание форстеровскому шедевру, но подражание в лучшем смысле этого слова, легкое и изящное - только как дань уважения замечательному, хоть и не вышедшему в классики романисту.

Писательница Зэди Смит настолько молода (год рождения 1975), что по определению ее рецензента, известного критика Фрэнка Рича:

Диктор: "...она благополучно пропустила 60-е (годы рождения нашей грусти и наших убеждений), и совершенно не обременена ни меланхолией, ни догмами. В новом ее романе (втором по счету), предмет наблюдения автора - жестокие культурные войны, раздирающие Америку на правых и левых даже в этой сфере. Однако, будучи англичанкой, Смит способна видеть в них то, чего не посмел бы углядеть ни один американец, - уморительный комизм и нелепость. Причем, ее роман смешит и правых, и левых (с той только разницей, что они смеются в разных местах)".

Марина Ефимова: Как и у Форстера, роман Зэди Смит описывает трудные отношения двух семей из разных слоев общества, абсолютно несовместимых ни по статусу, ни по традиции, ни по духу. Только действие романа происходит не в Англии перед Первой мировой войной, а в нынешнем американском университетском городке под Бостоном.

В романе Форстера "Тупик Говарда" лондонская обедневшая аристократка, интеллигентка и либералка Элен Шлегель нелогично влюбляется в прозаического, трезвого и чрезвычайно успешного бизнесмена Генри Уилкокса. Ей неожиданно нравится та уверенность и смелость, с которой Уилкокс отрицает все, что проповедует ее круг (социализм, суфражизм, альтруизм), и даже приравнивает искусство и литературу к пустым развлечениям.

В романе Смит "О красоте" юный альтруист Джером Уэлси, сын американского профессора, специалиста по Рембрандту, доучиваясь в Лондоне, нелогично увлекается взглядами заклятого врага и соперника отца, тоже специалиста по Рембрандту, тринидадского ученого Монти Киппса. Рецензент романа так кратко характеризует идеологические различия двух семей:

Диктор: "В доме Уэлси, в Бостоне, исповедуют идеи равенства всех людей, верят в бесспорное превосходство демократии, исповедуют все модные теории об искусстве, пренебрегают идеей богатства и презирают политику. В доме Киппсов говорят о реальной политике, о деньгах, об экономике, объявляют равенство мифом и мультикультурализм - модной выдумкой. Они считают, что настоящее искусство - это Господень дар, которым обладают единицы, а всё остальное - так называемое искусство - лишь способ проводить в жизнь любую неубедительную идеологию".

Марина Ефимова: В своих взглядах патриархи обеих семей доходят до нелепых крайностей. Одурманенный модными эстетическими теориями Говард Уэлси рассуждает о розе, о цветке, - как о "единстве биологической и культурной конструкции". Никогда не имевший дела с порнографией, он, тем не менее, пишет осуждающую статью о ней в академический сборник. В своих лекциях о Рембрандте он представляет его студентам не как великого художника, раздвинувшего границы живописи, а лишь как умелого мастера, точно выполняющего требования богатых клиентов. Он словно хочет принизить Рембрандта до понятного ему уровня.

Но Смит безжалостна к обоим патриархам, и ее Монти Киппс - не меньший лицемер, чем Уэлси:

Диктор: "...Монти предварил свое появление в городе статьей в местной прессе, где, пользуясь игрой слов, торжественно объявил свою цель в университете: из курса "liberal art" изгнать, как беса, слово liberal (то есть, изгнать либеральность из подхода к свободным искусствам). Это был рискованный, чуть ли не революционный подход к искусствоведению в Америке, и никому не могло прийти в голову, что настоящую-то страсть знаменитый профессор Киппс питал вовсе не к искусству, а к статусу и престижу европейского ученого мужа. Искусство заботило его лишь постольку, поскольку было главным товаром в его бизнесе".

Марина Ефимова: Как и в романе Форстера "Тупик Говарда", в романе Смит обе семьи горько расплачиваются за экстремизм своих отцов. И благодаря этому повороту, роман "О красоте" не вырождается в однообразное издевательство над всем и вся, но наполняется кровью реальной драмы - драмы предательства.

Роман "О красоте" - сатира, но не кислая и даже не злая, а трагикомическая. И сам сатирик - Зэди Смит - не ныряет привычно в отчаяние и пессимизм. Она просто покидает поле культурологического сражения и уходит туда, где на картине Рембрандта тускло сияет золотое пятно, способное залечить душевную рану. Или туда, где на поляне маленький оркестр играет Моцарта. И там она с надеждой ищет в толпе такие же чувствительные, смешливые и лукавые лица, как её собственное.

Александр Генис: Уже второе поколение феминисток обвиняет рекламу в том, что она, рисуя недостижимый идеал, создает патологически стрессовую ситуацию для взрослых женщин, вынужденных подражать неземным красавицам с телом 13-летней гимнастки. К тому же, такая реклама сомнительна не только в психологическом, но и в коммерческом отношении. Бесплотные героини дамских журналов будто спорхнули на их страницы из мужских фантазий. Никому не понятно, что они там, собственно, делают - ведь журналы эти рекламируют товары, которыми мужчины не пользуются. Задумавшись над этим парадоксом, стратеги с Мэдисон-авеню (название этой нью-йоркской улицы в рекламном бизнесе то же, что Голливуд для кино), решились на дерзкий эксперимент, о котором слушателям "Американского часа" рассказывает Ирина Савинова.

Ирина Савинова: На Мэдисон-авеню - революция: в рекламе все чаще используют вместо моделей-красавиц обыкновенных женщин. Сначала это был ролик компании "Ника", за ним начала наступление широким фронтом и вызвала горячие дебаты рекламная кампания производителя косметических продуктов "Дав", чьи плакаты висели на всех телефонных будках. По их следам пришла реклама консервированного тунца. Во всех этих рекламных продуктах вместо идеально красивых моделей использованы фотографии реальных, полновесных женщин, с далеко не совершенными фигурами. Появление такой рекламы - и в таком количестве - указывает на утверждение нового направления в рекламном бизнесе. Всем приелись отретушированные аэрографом имиджи красоток, не вызывающих никаких эмоций, особенно у женщин, а они-то являются главными покупателями.

Появление новой рекламы с обыкновенными женщинами связано с возникновением реального телевидения, где обыкновенные люди становятся знаменитостями. Вот и реклама переключилась от показа недоступных женщин к доступным. Впервые в рекламном мире раздался голос обыкновенной женщины, которая гордится своим телом, каких бы размеров и форм оно ни было. (Заметим, впрочем, что в центре внимания все равно осталось женское тело.)

Вот, например, рекламные плакаты косметической фирмы "Дав". На них изображены женщины разного возраста (включая и весьма пожилых дам). Каждая - в купальном костюме, обнажающем несовершенства кожи: морщины, складки, родинки, пятна, бородавки. Именно таким образом "Дав" продает крем для тела, подтягивающий кожу, делающий ее более упругой.

С вопросами о том, как родилось столь радикальное направление в рекламе, я обратилась к менеджеру по маркетингу компании "Дав" Ангеле Нелиссен.

Ангела Нелиссен: Над созданием этой рекламной компании работали около двух лет. Началось все с глобального исследования, в ходе которого тысячам женщин в разных странах задавали разные вопросы о красоте. И все опрошенные сошлись во мнении, что рекламные агентства навязывают нереалистические стандарты. Если бы к такому выводу пришли в результате опроса, проведённого университетом или каким-то интеллектуальным центром, на него мало кто обратил бы внимание. Но гигантскую корпорацию с огромным маркетинговым бюджетом, такую, как наша, нельзя игнорировать. Интересно вот еще что: женщины, я имею в виду женщин-потребителей, оказались готовы к этому диалогу о красоте. Наверное, все устали от навязанного идеала "только худая женщина красива". Может, женщинам надоело, что им все время указывают, как надо выглядеть, сколько калорий потреблять, как одеваться. Может, им надоело, что их все учат жить.

Ирина Савинова: Эта рекламная компания стала успешной с точки зрения продаж?

Ангела Нелиссен: Не могу пока сказать, у меня нет данных. Но мы пришли к неожиданному выводу: обыкновенные женщины могут рекламировать абсолютно любой продукт, потому что люди реагируют не на продукт, а на то состояние, которое передает реклама: уверенность, спокойное довольство собой, ни за что не извиняющаяся удовлетворенность. Все это настолько привлекательно, что мы забываем о связи с рекламируемым продуктом. Наши "модели" могут спокойно рекламировать и далеко не диетические толстенные бутерброды. Они будут поедать их с вызывающим видом, как бы говорящим: "смотрите, я получаю удовольствие, только попробуйте сказать что-нибудь против".

Ирина Савинова: Чем обыкновенная женщина отличается от привычных нам моделей?

Ангела Нелиссен: Прежде всего тем, что за ней стоит реальная жизнь. И своим видом она иллюстрирует собственную биографию, историю своей жизни. Наши модели - живые женщины, они не пустая красивая форма, на которой можно написать любой "месседж". Мы используем в рекламе только женщин, действительно пользовавшихся нашей продукцией. Мы даем им образцы, и они потом выносят свою оценку, дают показания, так сказать. И делают это в очень искренней форме: вы видите в рекламе их непосредственные эмоции. Наши модели - храбрые женщины, они отважились сниматься, несмотря на то, что ни одна не выглядит, как куколка Барби. Они показывают всем своим видом, что уверены в себе и счастливы. Некоторые из наших моделей писали нам после съемок, говоря, что съемки придали им уверенности в себе, в своей красоте...

Другими словами, наша компания создала новый тип модели: наша женщина - образец для других, ибо она всем показывает, что полностью удовлетворена тем, как она выглядит.

Ирина Савинова: И все же - реклама продает мечту, а не продукт. Есть ли будущее у реалистической рекламы?

Ангела Нелиссен: Я абсолютно уверена, что есть. Классическая реалистическая реклама существует давно. Возьмите рекламу с так называемыми свидетельскими показаниями - в ней обыкновенные женщины откровенно рассказывали, обычно на кухне, насколько хорош тот или иной продукт или кухонное оборудование. Наша компания была первой только в том, что использовала, так сказать, "настоящих" женщин в рекламе косметической продукции. После нашей кампании с кремом для тела мы получили огромное количество писем, от мужчин и женщин, и все они говорят о том, какое удовольствие они получили, глядя на естественную демонстрацию покоя и уверенности. От нашего ли продукта или еще от чего - это уже неважно. В нашей рекламе привлекает позиция, которую занимают модели. "Я счастлива и я горжусь собой" - вот о чем они говорят своими снимками. И уже этим подают положительный пример. Такая установка всегда импонировала потребителям, и всегда будет нас привлекать.

Ирина Савинова: Можно ли сказать, что это новое направление в рекламе - оружие феминисток, давно выступающих против эксплуатации женской красоты?

Ангела Нелиссен: Лично я так не думаю. Но феминистки приветствуют такую рекламу. В их изданиях наша реклама получила очень хорошие отзывы. Однако, стиль реалистической рекламы получил куда более широкое признание - ведь, в сущности, мы создали новый тип красоты. И это - реальная красота.

Александр Генис: Как уже, наверное, заметили наши постоянные слушатели, "Кинообозрение" "Американского часа" отличает пристрастное внимание к документальным фильмам. Что объясняется как нынешним расцветом этого жанра, так и специальностью нашего обозревателя, известного режиссера неигрового кино Андрея Загданского.

Вот и сегодня у нас пойдет речь о нашумевшей в Америке документальной картине. Прошу Вас, Андрей.

Андрей Загданский: Когда-то давно мой американский коллега, режиссер-документалист сказал: "Оскар" в документальном кино - всегда решение политическое".

И действительно, среди самых известный и самых уважаемых имен в документальном кино в Америке - Ди Эй Пеннебекер, Росс Мак Элви, Фредерик Вайзман, братья Мейзлз - нет ни одного обладателя Оскара. Почему?

Ответ на этот вопрос в какой-то степени дает фильм англичанки Заны Бриски "Рожденные в публичных домах". Автор фильма, она же и главное действующее лицо - ведет по собственному почину уроки фотографии для детей, живущих в квартале красных фонарей Калькутты. В этой чудовищной нищете и тесноте дети проституток и сутенеров занимаются вполне обычным детским творчеством - фотографий.

Автор фильма не столько наблюдает за своими героями, которых так много в фильме, что мы несколько теряемся - кто есть кто, сколько занимается изменением их судеб. И фиксирует свои благие дела на камеру.

Понятно, что дети не смогут подняться из нищеты без должного образования. Автор фильма отправляется в поход во всевозможные католические и некатолические школы-интернаты с просьбой принять детей.

Это, собственно, и становится историей фильма, после того, как наблюдение за несчастными и невинными детьми и их порочными родителями заходит в тупик и созерцание даже экзотической индийской нищеты становится утомительно.

Конечно же, после некоторых перипетий попытки автора фильма увенчались успехом, и дети приняты в школу. Наверное, на решение руководства школы повлияло и присутствие американской киногруппы и непрерывно работающей камерой. Поди откажи, да?

Нам остается только раздумывать о тысячах и тысячах других детей, нет о миллионах других детей в самых бедных и не в самых бедных странах, которым не повезло с некоторой женщиной, которая решила сделать для них доброе дело и запечатлеть все это на фильм.

Фильм, конечно же трогает, но трогают и другие фильмы.

Конечно, отдельные поступки отдельных людей бесспорно похвальны. Но стоит ли это Оскара за лучший документальный фильм?

Александр Генис: Знаете, Андрей, мы не в первый раз с Вами уже говорим о том, как именно в документальном кино распространяется тенденция вот этой эксплуатации темы нищеты, бедности, страдания третьего мира, детей. Будь то Чечня, будь то Индия или Африка, это больная совесть человечества, и каждый раз, когда мы на нее нажимаем, мы получаем нужный результат. В данном случае, это был Оскар. Я всегда с подозрением отношусь к любому произведению искусства, которое оправдывает свое существование благодаря теме, а не форме. Как вы считаете, что документальное кино должно делать, чтобы подняться над репортажем, чтоб преодолеть этот соблазн, искушение темой?

Андрей Загданский: У Сюзан Зонтаг есть замечательная статья о военных фотографиях, о фотографиях насилия. И как они, призванные работать одним образом, в действительности, работают другим образом.

Александр Генис: Она говорила, что фотографии насилия становятся порнографией.

Андрей Загданский: Совершенно верно. Меня не покидает чувство, что нечто подобное происходит в документальном кино, когда мы видим все эти бесконечные страдания стран третьего мира. И не только третьего мира. Потому что мы уходим очень часто успокоенные...

Александр Генис: Мы уже сочувствуем, мы уже что-то сделали.

Андрей Загданский: Совершенно верно. Мы сочувствуем, вздохнули мы, посокрушались. И, вместе с тем, у нас есть такая неблаговидная возможность сравнить собственные условия жизни с условиями жизни этих людей. И некоторое подсознательное злорадство. Поэтому меня безумно напрягают картины, которые вот так вот погружают нас в этот материал. А особенно если они демонстрируют изменение судеб. В этом есть тоже что-то неправильное, что-то неверное. Какое-то вмешательство в эту судьбу.

Александр Генис: Вы хотите сказать, что режиссер не вправе вмешиваться в свой материал?

Андрей Загданский: Всегда происходит вмешательство. Но эта грань очень специфична. Она очень тонкая. Есть вещи, которые, как мне кажется, делать нельзя.

Александр Генис: А когда вы работаете с вашим материалом, как вы сохраняете дистанцию между материалом и собой?

Андрей Загданский: Я не берусь описать эту границу. Но я твердо знаю, что Зана Бриски эту границу переступила. Признаюсь, мне досадно, что куда более талантливые документальные картины не получили признания в этом году. Надеюсь, что в будущем году ситуация изменится.

Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов.

Григорий Эйдинов: Только что вышел альбом-омаж одному из самых важных произведений в современной музыкальной культуре - альбому Битлс "Резиновая Душа" (Rubber Soul). Посвящённое 40-й годовщине, новое сочинение называется "Эта птичка улетела" (This Bird Has Flown) (альтернативное название одной из песен "Резиновой Души"). Новинка - детище продюсера Джима Сампаса, уже выпустившего в 2003-м году собрание малоизвестных песен Битлз в исполнении молодых музыкантов. В новом альбоме участвуют в каком-то смысле похожие на Битлз, своим новаторством, музыканты. Причём, большинства из них ещё не было на свете, когда вышел сам оригинал. Тогда, в 1965 году, он стал поворотной точкой в популярной музыке. Битлз впервые отнеслись к пластинке, как к цельному произведению, а не просто сборнику хитов в одном флаконе. И именно после "Резиновой Души" они стали превращаться из феноменальной подростковой поп-группы в союз индивидуальных музыкантов-художников, работающих вместе. Этот же альбом подготовил мир к их уже совсем революционному "Клубу одиноких сердец сержанта Пепперса", перенёсшему рок из раздела "товар" в раздел "искусство". Сегодня, слушая те же песни в исполнении уже четвёртого с тех пор поколения музыкантов, всё время ловишь себя на мысли: как невероятно много выросло из зерна, посеянного Битлз всего лишь 40 лет назад. Собственно, сама идея омажа Битлз далеко не нова. Легко можно насчитать десятки таких проектов со времён распада группы, но, по-моему, этот - наиболее удавшийся. Часто трудно слушать новую версию любимой песни. Она или раздражает, или кажется просто вторичной, но я бы сказал, что на этот раз все музыканты смогли избежать и того, и другого. Они нашли свой голос в каждой композиции и остались верными Битлз. Уверен, молодым битлам понравился бы этот альбом.

Александр Генис: Ван-Гога не бывает много. Как бы часто ни устраивал его выставки Метрополитен, не устающий, надо признать, этим заниматься, в музее всегда аншлаг. Вот и на этот раз, мне пришлось отстоять час в очереди, чтобы осмотреть огромную и, как всегда, умно составленную из ста экспонатов выставку "Рисунки Ван-Гога". Собранная из 50 частных коллекций и музеев, включающих Пушкинский, который одолжил Метрополитен дивный морской пейзаж, экспозиция впервые в Америке представляет столь богатую ретроспективу графики художника.

Черно-белого Ван-Гога мы знаем куда хуже, чем цветного. Между тем, сам художник, который сводил с ума - в том числе и себя - безмерной интенсивностью цвета на своих полотнах, считал рисунок, как он говорил, "корнем всего". Без устали оттачивая технику, Ван-Гог хотел "мыслить рисунками, как словами". Это фраза из письма его брату Тео, многое объясняет в выставке. Художник обращался к углю, чтобы выложить на бумаге то, для чего у него - и у нас! - нет слов.

Конечно, мы уже давно привыкли к образному языку Ван-Гога, поэтому нас он уже не так поражает, как должен был бы. Чтобы вспомнить об этом, следует сравнить рисунки начинающего художника с теми академическими штудиями античных гипсов, которые он делал во время нескольких уроков в антверпенской академии художеств. Глядя на безжизненный школярский рисунок, который ему навязывали профессионалы, понимаешь, чем нас берет за горло самоучка Ван-Гог: энергией.

Причем, в живописи это еще можно отнести за счет краски, за счет способности к крику самого пигмента, особенно того истерического желтого кадмия, который сугробами ложился на полотно, когда Ван-Гог писал желтым по желтому. Рисунок, однако, - дело другое. Экономный, как телеграф, он передает только существенное и необходимое: скелет картины.

Болезненная харизматичность рисунков Ван-Гога проявляется в том, что они втягивают в себя зрителя. Чем дольше их рассматриваешь, тем труднее выбраться обратно. Простые по композиции, поспешные и грубоватые по выполнению, эти работы обладают магической силой, оживляющей нарисованное. К этому, собственно, всегда стремился, во всяком случае - об этом мечтал художник. В одном письме он признается, что видит себя новым Пигмалионом, ибо художник, как Бог, творит живое на холсте и бумаге. Следы этих кощунственных амбиций в полной и невиданной прежде мере сохраняют рисунки Ван-Гога. Энергетическая - одухотворяющая - мощь придает всем его работам вихрящийся характер. Попав на бумагу, все - деревья зимнего сада, крестьянские дома, холмы и поля - становится зыбким и искрящим, будто через них пропустили ток. По углам рисунка, там, где не сразу видно, рисунок закругляется, теряя знакомые очертания. Только так мы можем догадаться, что пейзаж заключен в шаровую молнию.

Чтобы добиться этого эффекта, Ван-Гог изобретает свой штрих, собственный графический алфавит. В поисках нужного (и дешевого) инструмента он сперва обратился к грубому углю. "Дорогие карандаши, - писал он, - как элегантные люди часто бывают бесполезными". В Провансе Ван-Гог открыл тростниковое перо (представленное на выставке). Когда тростинка разлохмачивается, перо теряет остроту и оставляет на бумаге особые мягкие штрихи. Они подобны тем, что дает мягкая кисть дальневосточных художников, о которых Ван-Гог мог только догадываться, подражая японским гравюрам. И все же его рисунок обладает волшебными свойствами китайской монохромной живописи. Он тоже умел делать черную тушь цветной. Даже без сезонных деталей, мы сразу понимаем, когда мастер изображает зиму, а когда - лето. И, по-моему, только Ван-Гог мог без цвета передать зной раскаленного южного полдня, когда он особенно любил работать на пленэре. От жары небо на его рисунках покрывается густой штриховкой, которая делает видимой энергетическое поле Солнца. Кажется, что у Ван-Гога было какое-то дополнительное чувство, вроде счетчика Гейгера. Его пейзажи всегда пронизаны космическими лучами и заражены ими. Что, надо сказать, делает их неузнаваемыми. Мне довелось видеть в Провансе (вернее - я специально туда за этим отправился) все, так сказать, оригиналы ван-гоговских работ. Ландшафт тот же - малорослые горы с уютным название "Альпята", долины, кипарисы, оливы. Художник ничего не придумал, но настоящий пейзаж сильно проигрывает нарисованному. Дело в том, что Ван-Гог добрался до сути вещей, преувеличивая, сгущая и обнажая реальность.

Пробираясь сквозь густую толпу к скромным, неброским экспонатам выставки, я думал о том, что Ван-Гог одолжил нам свое рентгеновское зрение. Увиденный, благодаря ему, мир - более настоящий, чем тот, в котором мы живем каждый день. Вот почему Ван-Гога не бывает много. Каждая его выставка - экскурсия в потустороннее, где он был хозяином, а мы - гостями.

Как всегда, вторую часть наших "Картинок с выставки" мы предоставим музыковеду Соломону Волкову. Соломон, какой аспект выставки Вы решили проиллюстрировать музыкальными опусами?

Соломон Волков: Меня, как всегда, больше всего заинтересовал, если можно сказать, социологический аспект этого дела, а именно, насколько Ван Гог на сегодняшний день, жизнь его, биография воплощает идею безумного гения, который очень ценится в современном восприятии искусства, в современной системе восприятия искусства.

Александр Генис: Я много думал об этом. Мне кажется, что Ван Гог стал патроном всех богемных художников, которые когда-либо жили. И, таким образом, Ван Гог, конечно, погубил немало людей. Потому что он сводит с ума своим примером. Вот как можно прожить жизнь в полной изоляции и стать всемирно знаменитым. То есть, Ван Гог - это такой апостол непризнанных гениев.

Соломон Волков: И, одновременно, он апостол безумия в искусстве. Такой безумный художник, который может все, что он хочет, делать. Я не знаю, насколько это соответствует реальному Ван Гогу, потому что он, на сегодняшний день, совершенно мифологизированная фигура.

Александр Генис: Особенно, благодаря фильмам, благодаря книгам.

Соломон Волков: Когда начинаешь вчитываться, он, особенно, может быть, и Гогена не порезал и себе только мочку надрезал. А такое впечатление, что он действительно резанул себя по уху и держал отдельно в руке ухо свое.

Александр Генис: На самом деле, это ухо Ван Гога стало самой знаменитой легендой в его жизни. Я помню, в Венеции видел, как продавалась маска для маскарада Ван Гога. И каждый заходил и спрашивал, почему у него два уха, а не одно.

Соломон Волков: Как когда-то говорила Анна Андреевна Ахматова, в связи со своими отношениями с Блоком, что ее отношения с Блоком грозят перекосить всю ее биографию. Так вот, мне кажется, что вот это ухо перекосило всю биографию Ван Гога. И мне захотелось проиллюстрировать эту идею безумного артиста, как она отразилась в музыке. И первым человеком, который поставил это, что называется, на повестку дня, был Гектор Берлиоз, французский композитор, романтик, который, когда ему было 26 лет, написал симфонию, которую сейчас мы знаем под названием "Фантастическая симфония", но которая совсем так не называлась, когда он ее написал. Она называлась "Эпизоды жизни артиста". Это был явный автобиографический стейтмент, как сейчас говорят. То есть в этой симфонии 26-летний Берлиоз изобразил историю собственной любви, там масса всяких осложнений и деталей. Я хочу показать, как он в финале этой симфонии, в пятой части, которая была им названа "Сон в ночь шабаша" (тут он пародирует, конечно же, Шекспира), возникает некая серия видений в горячечном мозгу автора, может быть, и с помощью каких-то специфических наркотиков. И вот в этом опиумном бреду возникает серия чрезвычайных видений. Герберт фон Караян дирижирует Берлинским симфоническим оркестром.

Так изобразил безумного художника Берлиоз. А вот как подошел к этому другой композитор, американец Эрл Ким. Это уже сочинение конца ХХ века. И что интересно, что Эрл Ким озвучил текст Артюра Рембо, другого классического представителя романтической идеи безумного гения, которому можно абсолютно все. Артюр Рембо создал свой автопортрет, написав стихотворение "Офелия". Я прочту строфу из этого стихотворения в переводе Бенедикта Лифшица, чтобы понять, о чем идет речь.

По сумрачной реке уже тысячелетие,
Плывет Офелия, подобная цветку,
В тысячелетии безумной не допеть ей
Свою невнятицу ночному ветерку.

То есть, конечно, ни о какой не Офелии идет разговор, а здесь Рембо говорит о самом себе и проецирует имидж безумного гения в своей поэзии. А Ким превосходно, мне кажется, это дело озвучил. Соло американского сопрано Дон Апшо.

И, наконец, третий автор, которого я сегодня хотел показать, в связи с темой безумного гения в музыке, будет очень неожиданным. Это Сергей Васильевич Рахманинов. Рахманинов был очень положительным человеком, совершенно далеким от безумия. И, тем не менее, он в 34 году написал рапсодию на тему Паганини.

Александр Генис: А вот Паганини как раз подходит для этого персонажа.

Соломон Волков: Более того, я бы даже не догадался, насколько здесь Рахманинова занимала именно тема безумного гения. Если бы к нему не пришел несколько лет спустя (это сочинение 34 года) балетмейстер Михаил Фокин и они вместе не сели бы и написали бы либретто балета Паганини, премьера которого состоялась в 39 году в Ковент Гардене в Лондоне. И вот там уж буквально для каждой вариации рукой Фокина, с полного согласия Рахманинова, указана программа. И вот отрывок, который я сейчас покажу, там как раз Паганини, который возникает на сцене, его обступает множество персонажей, все они похожи одновременно на Паганини и на дьяволов, и там есть специфическая строка: "Нечистая сила, страшные тени наступают со всех сторон". И вот как эту нечистую силу и страшные тени, которые обступают безумного гения в последние часы его жизни, воображал себе Рахманинов.

Александр Генис: "У собак есть хозяева, у кошек - прислуга", - прочел я надпись на бампере машины и сразу понял, что она принадлежит одному из нас, из чудаков, готовых терпеть кошачье ярмо. С нас довольно и того, что кошки позволяют себя любить и собой любоваться. Вот почему, приехавшее из Москвы кошачье шоу Куклачева не могло не покорить эту - нашу - часть Америки...

У микрофона - специальный корреспондент и кошколюб "Американского часа" Рая Вайль.

Рая Вайль: Такого успеха не ожидал никто. Ни сам Куклачев, ни его четвероногие артисты, естественно, которые сейчас выступают в Даунтауне, в престижном театре "Трайбека Артс". Билеты не дешевые, 50 долларов, но зал полон, причем, публика, в основном, взрослая, и, в основном, "туземная", американская.

Рой: Мне шоу очень понравилось. Такого мы еще в Нью-Йорке не видели, такого нигде еще не было - дрессированные коты!

Подружка Роя, Сильвия: О Куклачеве даже в "Нью-Йорк Таймс" писали, и по телевизору на разных каналах он интервью давал, рассказывал, как начал работать с котами. Я раньше не думала, что кошки вообще поддаются дрессировке, но Куклачев доказал, что это возможно. Уникальное шоу.

Рая Вайль: Действительно, коты Юрия Куклачева творят чудеса. Ходят по сцене на задних лапах с завязанными глазами, прыгают через обруч, катаются на качелях, а, главное, не боятся громкой музыки и аплодисментов - настоящие артисты. Собеседникам моим не очень понравилась клоунада, рассчитанная, конечно же, на детей, но все, что касается животных...

Сильвия: ... Это потрясающе. Мы сами кошатники. У нас всю жизнь в доме коты жили, и сейчас живет, девочка, Тутси зовут. Так вот ее ничего не заставишь сделать, ведет себя так, как будто мы для того только и существуем, чтобы за ней ухаживать. Тем коты и отличаются от собак. Собаки все время пытаются вам угодить, порадовать, а коты хотят, чтобы вы им постоянно угождали. Очень они разные.

Рая Вайль: Надо сказать, что в шоу Куклачева есть и две собаки, которые тоже показывают разные фокусы. Но одно дело, когда собака на задних лапах бегает, и совсем другое - кот, который при этом еще и огромный мяч перед собой катит. Моей внучке Кате, ей скоро четыре года исполнится, больше всех понравилась кошка по имени Маруся, которая по брусьям ходила, держась за них передними лапками. Она даже решила познакомить с Марусей нашего немолодого уже кота Васю, может, та его хоть чему-нибудь научит, а то лежит целый день на диване и ничего делать не хочет. "Поговори, пожалуйста, с клоуном, - просила Катя, - он добрый, он разрешит".

С Куклачевым я поговорила после спектакля, и не только о Марусе, которая, как выяснилось, является его любимицей. Но с чего началось это его увлечение?

Куклачев: Я искал образ, чтобы не быть ни на кого похожим. Вот у Олега Попова - кепка, у Карандаша была собачка Клякса, у Вяткина - Манюня. Енгибаров был великий клоун, он вообще без животных выступал, он пластикой обладал, пантомимой владел великолепно. И вот я искал, искал, и нашел кошку.

Рая Вайль: Нашел, рассказывает Куклачев, в самом буквально смысле слова, маленького бездомного котенка, который просил еду, становясь на задние лапки. Он назвал ее Стрелка, принес домой, накормил, и стал за ней наблюдать. Это было в 1971 году, а вскоре после этого Стрелка стала выступать вместе с ним в Московском государственном цирке.

Куклачев: Она сама подсказывает, чего она хочет, на что способна. Кот живет сам по себе, и он хозяин в доме, запомните, если только вы начнете ему показывать, что я хозяйка, делай так, как я хочу, он вам тут же сделает по-маленькому сначала, так сказать, а если ты начнешь еще возмущаться, ах, ты возмущаешься, тогда он тебе и по-большому в постель. И пойдет, поедет, уже будешь искать, как от него избавиться. У меня, вообще, кошки характер воспитали.

Рая Вайль: Сегодня в шоу Куклачева участвует 26 котов и две собаки. Чем отличаются коты от собак?

Куклачев: Собачка... Я люблю собак, но это совершенно разные звери, биополе разное у собаки и у кошки. Собака встречает, хвостиком машет, она тебе всю эмоцию, энергию дает, радость, а потом, раз, на ковер упала и заснула. Кошка же это - экстрасенс, она чувствует твое настроение, ты пришел, она смотрит, внимательно наблюдает за тобой, она видит, какое у тебя самочувствие, если у тебя что-то заболело, она ляжет, начнет включать свой моторчик, чтобы помочь, чтобы убрать боль. Кошки особым обладают даром, поэтому у меня музыка играет, она уже знает, что должна выступать. А если вдруг не берем ее по каким-то причинам, ах, как переживает, как это так, вместо нее кто-то будет работать, так это переживают, чувствуют... очень чувствительные...

Рая Вайль: Как дрессировать котов - кнутом и пряником?

Куклачев: Вы знаете, это слово "дрессировать" не подходит котам: ни кнут, ни пряник... Дело в том, и в этом заключается весь смысл, что не я кошек дрессирую, а кошки дрессируют меня, а я просто им подчиняюсь, и все, что они делают, я согласен... ведь мой принцип воспитания кошек очень прекрасно подходит к воспитанию детей. На чем он основан? Я выпускаю кошку дома, и за ней наблюдаю, и играю с ней, и нахожу ее способности, и эти способности я всеми возможными, вот что есть, средствами стараюсь укрепить. Вот так же и с детьми...

Рая Вайль: Кстати, о детях: сын Куклачева, Дмитрий, имеет собственное шоу с котами, и это при том, что у него на котов аллергия, они вызывают у него приступы астмы. Как он справляется с ними?

Куклачев: Дыханием, только дыханием, он занимается методом по Бутейко, и все, и ему уже 30 лет, Дима, он такой мальчик целеустремленный, он ищет свое, у него всегда была задача своим путем идти, у него 50 кошек участвует в спектакле, если у меня, там, 26, то у него 50, и у него свой спектакль, своя драматургия, ну, все очень интересно, надо смотреть...

Рая Вайль: Пока Куклачев-старший в Нью-Йорке, Куклачев-младший выступает со своими кошками в Москве...

Куклачев: Ну, конечно, мы работаем как... если я работаю здесь, в Америке, он - в Москве, потом он переедет в Америку, я буду в Москве, мы никогда не бросим театр наш, дети должны наши продолжать расти на нашем искусстве... с января он начинает уже на Бродвее... видите, какой успех у нас здесь, мы работаем в театре таком, творческом центре, и нам даже предложили сейчас театр на Бродвее на самом... ну, хорошо, будем работать, будем покорять, наша задача, чтобы наш театр знал весь мир...

Рая Вайль: Любопытно, что на второй спектакль Куклачева пришли представители организации "зеленых", "Гринпис", целая комиссия в 20 человек, чтобы проверить, не ущемляются ли права животных, и не ограничивает ли этот российский клоун свободу своих питомцев. Они остались довольны. Как написала газета "Нью-Йорк Таймс", цитирую, "это не просто шоу, это школа доброты". Так, кстати, называется и серия детских книжек Куклачева о животных, которые можно купить прямо здесь, в театре. Стоят они по 15 долларов каждая, недешево для тонюсенького издания, и тем не менее, их покупают даже иностранцы, уж больно хороши рисунки к этим книжкам, сделанные дочерью Куклачева...

Куклачев: Все книги оформляла Катя, она окончила Академию... Конечно, удобно, я написал, она сидит, зашел в комнату: Катя, прочитай, она прочитает, ой, что-то мне здесь не нравится... она меня, можно сказать, корректировала, она рисовала, мы делали, и поэтому такой творческий союз... Берут американцы, берут японцы книги, не зная русского языка, я спрашиваю, а чего вы берете, вы же не читаете по-русски, а они говорят, ой, картинки красивые...

Рая Вайль: Я спросила Куклачева, чем отличаются любители котов от любителей собак...

Куклачев: Вы знаете, я никогда не подразделяю... животные, собаки, кошки... вот это вот, я люблю только кошек, я только собак... я считаю, это большая ошибка... я вообще люблю всех животных... люблю слона, люблю очень лошадь, лошадь просто я обожаю... главное, общение появляется с животным... вот есть дома собачка, кошка, рыбки... вам повезло, у вас есть возможность общаться с живым миром...

Рая Вайль: У Куклачева такая возможность есть, он со своими котами и собаками не расстается ни на минуту...

Куклачев: В Америке проблема была, никто нас не пускал с кошками, все-таки 26 кошек, и нам пришлось снять дом трехэтажный, вот, на одном этаже живу я, на втором ассистенты и рабочие, и кошки на первом этаже бегают, они же у нас не в клетках, они должны бегать свободно...

Рая Вайль: Свобода дома и свобода на сцене. Поэтому у Куклачева нет двух одинаковых шоу. Коты, говорит он, как актеры, они делают, что хотят, иногда коту не хочется делать какой-то определенный трюк, и он заменяет его другим, подстраиваться приходится Куклачеву и его ассистентам, чего зрители младшего возраста и не замечают...

Куклачев: Почему-то принято считать, что мы детский театр. Почему детский? Вот сидят американцы и получают удовольствие, ногами стучат, кричат... Просто так сложилось, может, потому, что я выступал в программе "Спокойной ночи, малыши"... А когда мы приезжаем в Японию, там этого нет, они этого не знают, приходят сами, детей нет вообще в зале, удивительно, здесь тоже, в Америке, только русские ведут детей, а американцы нет, они приходят сами... тоже хорошо, потому что у нас искусство не только для детей, оно получилось для всех, всем интересно, может придти любой, бабушка, дедушка... вот полтора годика, сидит, рот раскроет, ему только памперсы меняют и все, и он смотрит, оторваться не может, ему все интересно...

Рая Вайль: Секрет успеха Куклачева в том, что ему самому все интересно. Он любит своих питомцев, мечтает построить кошачий храм, в котором будет жить тысяча кошек, и чтобы со всего мира приезжали туристы посмотреть на этот живой музей...


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены