Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
27.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[26-04-05]
"Поверх барьеров". Американский час с Александром ГенисомАвтомобильное шоу в Нью-Йорке. Фильм недели: "Сахара". Есть ли будущее у поэзии? Новая книга о крахе Энрона. Гость Американского Часа - художник Женя ШефВедущий Александр Генис Диктор: "В двух этажах выставочного помещения было собрано, как в фокусе, все сказочное сиянье автомобильной Америки. Не было ни оркестров, ни пальм, ни буфетов, - словом, никаких дополнительных украшений. Автомобили сами по себе так красивы, что не нуждались ни в чем". Александр Генис: Так Ильф и Петров в своей "Одноэтажной Америке" говорили об автомобильной выставке 1935-го года, описанием которой начинается проникновенный, растянувшийся на всю книгу пеан машине. 70 лет спустя самое большое и самое популярное авто-шоу в мире по-прежнему собирает в Нью-Йорке лучшие модели машин, но отношение к ним уже не такое восторженное. Из объекта бескомпромиссной любви машина становится необходимым злом, с которым мы, как с лишним весом, никак не можем расстаться. Виной всему, конечно, экология. Две трети всей потребляемой Америкой нефти уходит на бензин для ее автомобилей. Даже если бы газеты дали нам забыть об этой невеселой пропорции, о бензине напоминают цены. Сегодня заполнить бак моей отнюдь не прожорливой "Тойоты" стоит 20 долларов - в два раза дороже, чем 4 года назад. Положим, в моем случае, это еще не так страшно, поскольку всем видам транспорта я предпочитаю велосипед. Но для многих американцев, вынужденных ездить на работу по часу в один конец, цены на топливо разорительны. И главное, как говорят все экономисты, обратного пути нет: бензин будет только дорожать. Ответом автомобильной индустрии на эту перманентную угрозу стали машины-гибриды. Вооруженные помимо двигателя внутреннего сгорания еще и электрическим мотором, такие машины обещают серьезную экономию топлива. Особенно во время медленной езды в городе, где гибриды ездят на одном электричестве - бесшумно и чисто, выпуская из выхлопной трубы лишь облачко водяного пара. Хотя такие автомобили стоят немного дороже обычных, их не успевают выпускать в должном количестве. Дело еще и в том, что гибриды сегодня - машины статуса. На них можно ездить с чистой совестью. Если бы Америка смогла бы сменить все свое 200-миллионное автомобильное стадо на гибриды, стране бы не понадобился нефтяной экспорт. До этого, конечно, далеко. Но экологические, экономические и политические заботы уже разительным образом изменили автомобильную моду, о чем и рассказывает корреспондент "Американского часа" Рая Вайль, которая отправилась в необъятный Центр Джавица на традиционную - 105-ую! - выставку машин Рая Вайль: "Весна - лучшее время для покупки автомобилей", - говорит один из организаторов нынешнего автошоу Крис Сэмс. Крис Сэмс: Люди приходят на выставку, выбирают то, что им нравится, задают вопросы, а затем заказывают понравившуюся им модель у своих местных дилеров. В этом году мы представляем более тысячи новых машин - и грузовики, и спортивные машины, и миниавтомобили, и, конечно, гибриды. Последних, еще недавно, полтора-два года назад, на рынке было совсем мало, а сейчас их выпускает почти каждая фирма - от Тойоты, первопроходца в этом деле, до Лексуса, который на этой выставке впервые показывает свой гибридный вариант. Причем, если раньше гибрид был маленьким, некомфортабельным тихоходом, то теперь это обычная пятиместная машина, рассчитанная на семью, машина со всеми удобствами, и ускорение у нее отличное. В общем, она ничем не отличается от своего негибридного двойника. И цены ненамного выше. Например, "Тойота" в гибридном варианте стоит сейчас 22 тысячи долларов, а Лексус около сорока. Рая Вайль: На нью-йоркское автошоу я хожу каждый год и знаю, что эта выставка привлекает огромное количество туристов со всей Америки, не говоря уже о близлежащих штатах, Нью-Йорке, Нью Джерси и Коннектикута. Ну и, конечно, здесь можно встретить автолюбителей со всего мира, которые специально к открытию выставки приурочивают свой отпуск. Так что иностранная речь звучит во всех залах гигантского центра имени Джекоба Джайвица. Впечатление такое, будто попал в ООН. За десять дней, сказал мне Крис Сэмс, нью-йоркское автошоу посетило более двух миллионов человек. 37-летний бизнесмен Лоренцо Визард из Милана приехал на шоу с женой и 3-летним сыном. Лоренцо Визард: Здесь очень интересно. Такого разнообразия машин я ни на одной автовыставке не видел, а бывал на многих. И организовано все здорово, каждая фирма подарки какие-то раздает. Детей много, вот для кого это радость... везде шарики воздушные, сияющие авто на постаменте крутятся, и в каждое залезть можно, все потрогать, посмотреть телевизор в салоне, даже покататься на детских машинках. Поэтому сюда, в основном, с семьями приезжают - и уж на целый день. От двухлетних до столетних сюда все приходят, и все себе развлечение находят. Рая Вайль: В одном из залов, украшенном плакатами "Американская революция", на постаменте крутится небольшой грузовик в гибридном варианте. Тут же молодая красавица рассказывает о достоинствах экспоната. "Американская революция началась с Шевроле", - говорит Трой, представляющая соответствующую фирму. Трой: В этом году мы привезли на выставку десять новых моделей. Все у них новое - и оформление, и двигатель, и возможности. Мы также показываем свой первый Эс-Ю-Ви в гибридном варианте. Шевроле всегда пользовался спросом, особенно "Эс-Ю-Ви Сильвердо", а теперь у нас и гибрид такой есть. Он, конечно, немного дороже, но разница быстро окупится на экономии бензина. Сильверадо-гибрид сейчас продается даже лучше, чем оригинальная модель. И не надо больше перезаряжать батареи, как еще несколько лет назад, и ускорение хорошее, и никаких выхлопных газов, из трубы валит чистый пар. А стоит такой гибрид всего на полторы тысячи дороже, чем оригинальный Сильверадо. 25-30 тысяч, в зависимости от того, какое оформление и какие удобства вы предпочитаете в салоне. Рая Вайль: Сильверадо - хоть и маленький, но все-таки грузовик. Вместо салона - прицеп, удобно и в сельской местности, и в городе, если перевозить что-то надо, только стоянку сложнее найти. И потом, все Эс-Ю-Ви, включая Сильверадо, экономичными машинами не назовешь, особенно сейчас, когда цена за литр бензина подбирается к 60-ти центам. Если бы это было известно в прошлом году, многие бы купили гибрид, у которого два двигателя - бензиновый и электрический. А еще лучше мини-автомобиль, вот его где угодно поставить можно, и моделей разных много. Том Брукс, продающий эти авто, любовно называет их малышками. Том Брукс: Это - стопроцентно электрическая машина, очень удобная в обиходе, хотя открытая, дверей нет, так что пользоваться можно только в сезон. Зато она необычная, очень хорошо смотрится, на нее все обращают внимание. На ней разрешено сейчас ездить даже по городу, только номера нужны и страховка. Но страхование такой машины намного дешевле, чем обычной, долларов 300-500 в год, в зависимости от того, какой вы водитель. И цена у них пока доступная - от 6-ти до 10-ти тысяч. Скорость, правда, небольшая, 25 миль в час, но для города, чтобы ездить за продуктами, больше и не нужно. Мы уже продали очень много таких автомобилей. Сегодня в Нью-Йорке, где на метро и на автобусы в день уходит 10-12 долларов, это самый экономичный вид транспорта - 2 цента за литр бензина. Рая Вайль: Все это, конечно, привлекательно, хотя машина эта, действительно, самая маленькая на выставке, больше похожа все-таки на игрушку. И вообще, в этом году самые, горячие, как здесь говорят, модели, после гибридов, это, по-прежнему, мощные автомобили. Лично у меня на выставке был и свой интерес. Моя маленькая Мазда доживает последние дни, пора что-то присматривать. Может быть, Форд? Правда, в последние годы Форд особой популярностью не отличался. "Но сейчас ситуация изменилась", - говорит представитель этой фирмы Том Ди Лота. Том Ди Лота: Форд возвращает себе былую славу. В основном, благодаря огромному количеству новых моделей. У нас есть все - от скоростных, гоночных машин, до мощных, типа Форд Джи-Ти, в 500 лошадиных сил, которые стоят 140 тысяч, до экономичных, типа Искейп-гибрид. Очень популярная сейчас машина, удобная и безопасная для окружающей среды, а батареи заряжаются при каждом нажатии на тормоз. Но если вы хотите недорогой и экономичный автомобиль только с одним бензиновым двигателем, я бы посоветовал Форд-Фокус, который сейчас можно купить за 14 тысяч. Рая Вайль: Вот это как раз то, что нужно, 14 тысяч в рассрочку даже я могу себе позволить. А, может, все-таки рискнуть и купить гибрид, кто знает, сколько бензин будет стоить через несколько лет. Самое интересное, зал, где демонстрируется Джип, я оставила напоследок. И не случайно. После него смотреть уже ни на что не хочется. Чего тут только нет! И нью-йоркские рок-группы целый день играют, сменяя друг друга, и девушки на ходулях изображают живые деревья, и рок-мэн, каменный человек, и горы, по которым можно прокатиться на Джипе. Желающих много, очереди стоят. Я тоже попробовала по горам, вверх вниз, семь минут, один километр. Для пробы достаточно, впечатляет. Хорошо эта машина препятствия преодолевает. И выглядит Джип сейчас, как обычная машина... Какие модели пользуются наибольшим спросом? Об этом рассказывает Мэгги Смит. Мэгги Смит: Джип-Рубикон и Коммэндер, пожалуй, самые популярные. Это машины уже 2006 года. Концептуальные - Джип-Ураган и Джип-Гладиатор - тоже вызывают огромный интерес. Цена, в среднем, от 20 тысяч до 50-ти. Какую машину я вожу сама? Я живу в Бостоне и всюду хожу пешком, смеется девушка. Но если б я задумала покупать Джип, то выбрала бы Рубикон. Отличная машина, легкая в движении и, в то же время, сильная - любые препятствия преодолевает с легкостью. Рая Вайль: Двое пацанов, одному девять, другому 12, только что прокатились на Джипе и вновь встали в очередь, уже по пятому кругу. Они все модели попробовали, и больше всего им обоим понравился Джип-Командэр. Может, устами младенцев глаголет истина. Командир, действительно, стильная машина и мощная, но какая-то уж очень мужская. Мне, как Мэги, больше понравился изящный, уютный Рубикон. На нем и остановимся. Александр Генис: В кинематографическом, как, впрочем, и в климатическом отношении весна в Америке - смутное время. Начавшееся сразу после "Оскара" затишье, обрывается лишь с приходом жарких дней и летнего, каникулярного, кино. Его первой ласточкой стал весьма успешный приключенческий фильм "Сахара", о котором слушателям "Американского часа" рассказывает ведущий нашего кино-обозрения Андрей Загданский. Андрей Загданский: "Сахара" действительно весьма успешная картина. При ориентировочном бюджете всего в 130 миллионов долларов. "Сахара" уже в первый же уик энд собрала 18 миллионов долларов в прокате. И картина продолжает держаться наверху в списке блокбастеров. Это, конечно, стимулирует подростков, которые заканчивают школьный год и отправляются в кинотеатры. Александр Генис: Критики сравнивали "Сахару" с самим "Индианой Джонсом". Есть за что? Андрей Загданский: Есть, конечно, за что. Приключенческий жанр, экзотические места съемок, в данном случае, Сахара. Марокко, река Нигер. Чудесное зрелище. Поиск сокровищ, злодеи диктаторы, благородные герои, красивая женщина, красивый мужчина. Взрывы, погони, немножко юмора. Вот компоненты, из которых сделан и тот, и другой фильм. Я имею в виду и "Сахару" и "Индиану Джонса". Александр Генис: Но что-то вам не нравится. Андрей Загданский: Сравнение уместно лишь технически, потому что между двумя картинами, конечно же, пропасть. Александр Генис: Чем же "Сахара" не угодила? Андрей Загданский: Проблема заключается в том, что картина никак не может начаться. Первые 40 минут мы мучительно думаем, кто же будет главным героем, какова цель всего предприятия, где та самая миссия, которую должны выполнить герои? Учтите, что в "Индиане Джонс" всегда есть миссия. Это некоторая задача, которая больше самого героя, больше вознаграждения в конце фильма. Это некоторое спасение мира, если угодно. Здесь тоже все это есть, но это так долго и пока мы, наконец, к этому приходим, заканчивается фильм. Александр Генис: Я думаю, что все дело в том, что Спилберг умеет замечательно и ясно рассказывать истории. Всегда, во всех фильмах, где много специальных эффектов, меня раздражает то, что нет четкости драматургического решения, когда мы понимаем кто, что, зачем и почему. Андрей Загданский: Потому что очень часто авторы наивно полагают, что если есть взрывы, красивые девушки, замечательные места съемок, реки и специальные эффекты, все это важнее, чем ясно, прозрачно и точно рассказанная история. Увы, нет. Зерно хорошего приключенческого фильма, а "Индиана Джонс" бесспорно является эталоном подобного жанра, это ясно и точно рассказанная история с чистым и понятным героем, которому мы можем сопереживать сразу, с самого начала. Мы должны выбрать его. Он - объект нашей идентификации. Он - это тот самый я, которым я хотел бы быть. Как в детской литературе. Законы те же самые. Александр Генис: Более того, Спилберг гениально придумал, потому что в третьей серии "Индианы Джонса" он сумел омолодить своего героя, введя фигуру отца. То есть, он вернул нас к этому пионерскому ощущению. Андрей, меня, как давнего поклонника приключенческого жанра и страстного любителя "Индианы Джонса" давно уже мучает вопрос: почему так трудно снять хороший боевик? Ведь это же не "Война и мир"! Этот жанр не требует психологического реализма, глубокой мысли, новаторской концепции, богатых противоречиями образов. Секреты боевика давно известны, технические возможности кино не ограниченны, и все-таки легче найти приличный эстетский фильм, чем живой боевик, вроде того же "Индианы". Не может быть, чтобы и вы об этом не задумались? Андрей Загданский: Законы жанра действительно, известны, компоненты все есть, возможности Голливуда бесконечны. Но не хватает магического качества для того, чтобы соединить все наличные компоненты в нечто новое, сохранить законы жанра и придать им новое качество. И то, и другое присутствует в "Индиане Джонс". К сожалению, эти качества редки. Режиссеры уровня Спилберга редко делают картины приключенческого жанра. Александр Генис: То есть, вы хотите сказать, что если бы Феллини заказали боевик, он бы его сделал? Андрей Загданский: Я думаю, что "Восемь с половиной" тоже, по сути дела, приключенческий фильм. Внутренние переживания героя могут быть такими же острыми и захватывающими, как приключения в физическом мире. Александр Генис: Хорошо, вы меня купили. Будем считать, что Тарковский тоже режиссер приключенческого кино. Андрей Загданский: Между прочим "Сталкер" - приключенческий фильм. В нем есть компоненты приключенческого фильма. Компоненты приключенческого фильма присутствуют в огромном количестве совершенно другого жанрового характера фильмов. Дело в том, что "Индиана Джонс", о котором мы говорим, как об эталоне, это чистый, концентрированный приключенческий жанр. И еще один важнейший момент, связанный с успехом "Индианы Джонс", - замечательный актер. К сожалению, в "Сахаре" всех этих качеств нет. Они вроде бы присутствуют, каждое само по себе, но не объединяются в некое единое целое. Как у слабенького повара - вроде бы все компоненты рецепта есть, все элементы из которых нужно приготовить обед на столе, а чуда нет, есть не хочется. Сумма меньше своих частей. Это трагический недостаток. Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов. Григорий Эйдинов: В последнюю неделю апреля в Новом Орлеане проходит один из главных музыкальных фестивалей Америки. Он был основан 35 лет назад (с помощью самого Дюка Элингтона) как праздник новоорлеанский культуры - с ее знаменитой музыкой, кухней и парадами. На первый фестиваль приехало 350 человек, включая музыкантов. С тех пор фестиваль-ярмарка немного вырос. В 2001 году, например, фестиваль посетило уже 650,000 человек. И это не считая музыкантов, из списока которых можно было бы составить энциклопедию современной музыки. И не только джазовой. С самого начала здесь были и блюз- и фолк- и рок-звёзды. Некоторые - потому что они родом из Нового Орлеана, но большинство собрались здесь потому, что их музыка - и любовь к концертным импровизациям - пришли отсюда, с родины джаза и блюза. Александр Генис: В последним апрельском выпуске "Американского часа" мы просто обязаны поговорить о поэзии. Дело в том, что по крайне симпатичной мне традиции апрель в Соединенных Штатах традиционно считается месяцем поэзии. В это время проводится множество всяческих важных - и не очень - мероприятий, цель которых просто напомнить о поэзии, о том, что, как бы мы не были заняты повседневной прозой, без стихов, какими бы они ни были, еще никто и никогда не жил. Так, например, мне очень нравится одна апрельская инициатива, призывающая каждого из нас целый день ходить с стихотворением в кармане, чтобы перечитывать его в свободную минуту - по дороге на работу, за чашкой кофе, перед сном. Стихи ведь нуждаются в повторении, зато, как говорил Бродский, всякая выученная наизусть строчка, становится твоей собственностью. Собственно, в этом вся суть: поэзии сегодня нужны не столько новые авторы, сколько новые поклонники-собственники. Отмечая месяц американской поэзии, я пригласил в студию поэта "Американского часа" Владимира Гандельсмана, чтобы обсудить с ним современное состояние поэзии, о смерти которой 13 лет назад объявил американский поэт и общественный деятель Дейна Джойа. Аргументы этого "адвоката дьявола" были таковы: поэты теперь сами пишут, сами же и читают. Абсолютно потеряна связь с обыкновенным читателем. Он уподобляет такое творчество работе фермера, который выращивает никому не нужные, то есть несъедобные плоды. Володя, ваши комментарии. Владимир Гандельсман: Речь шла о поэтах, замыкающихся в своих университетских городках, променявших богемную и необеспеченную жизнь на стабильную зарплату. Надо сказать, что сам Дейна никогда не был человеком богемы. Он закончил филологическое отделение Гарварда, но диссертацию писать не стал, а начал изучать бизнес в другом университете. Он пошел по стопам великих предшественников Уоллеса Стивенса и Томаса Элиота. В течение 15 лет служил в какой-то кампании, а вечерами и по выходным занимался писательством. Затем, когда печатные труды стали приносить доход, оставил бизнес и целиком посвятил себя литературе. И вдруг, в 2003-м году он принял правительственное предложение возглавить "Национальный комитет по искусству". Вот такая извилистая карьера. Александр Генис: Действительно, он очень интересный человек и очень дельный чиновник. Однажды он рассказывал "Американскому часу" о своей плодотворной деятельности). Дейна опубликовал прошлым летом отчет об уменьшении (если не исчезновении) читательской аудитории, о поэзии, для которой печатная эра закончилась, но - с другой стороны - о возникновении новых, популярных, устных форм поэзии. Вы согласны с этим? Владимир Гандельсман: Конечно. Дейна имеет в виду, прежде всего, рэп, а также - ковбойскую поэзию и практику поэтических чтений. Все это действительно стало необычайно популярной формой существования поэзии. Книжные магазины с литературными кафе при них, где происходят чтения, вообще публичные выступления и живое общение с простым читателем соперничают с университетскими кафедрами, - и весьма успешно. Но что значит - "соперничают"? Есть и то, и другое. Александр Генис: Что Вам кажется новым и интересным в его начинаниях на посту председателя? Владимир Гандельсман: Новое есть. И оно связано со взглядом Дэйна на поэзию как способ коммуникации. На общественную сторону поэзии, на ее воспитательные функции, на то, что она не существует в изоляции от широких, простите, масс. Для тех, кто вырос в России, эти слова звучат сейчас почти как ругательства. Но и великий Уитмен говорил, что великой поэзии необходим великий читатель. Поэзия не может существовать без взаимодействия, без какого-то ответа. О новом. По всей Америке организованы семинары, который ведут знаменитые поэты, критики, журналисты, - семинары для тех, кто прошел войну и вернулись из Афганистана или Ирака. Для супружеских пар среди военных. Ведь в Ираке, - и это, возможно, первая война такого рода, - женщины воюют наравне с мужчинами. Так вот, здесь есть реальные проекты, чрезвычайно важные и полезные. Эти семинары помогают людям прийти в себя, привнести в свою жизнь ясность, осознать себя и свою жизнь. Кроме того, это важно с исторической точки зрения, - они записывают свои впечатления, и таким образом создается исторический архив живых свидетельств. И, наконец, не исключено, что среди этих людей обнаружатся просто новые таланты. Это совершенно новое и уникальное явление в литературной и общественной жизни Америки, и Дэйна здесь на высоте. Александр Генис: Верно, но об этой инициативе мы тоже рассказывали слушателям "Американского часа". Давайте, лучше вернемся к тому, с чего мы начали. Дэйна настаивает на том, что устное слово вытесняет печатное, что оно живее, что оно как бы мстит той высоколобой и замкнутой в академическом кругу поэзии. Владимир Гандельсман: Да, его диагноз именно таков. Но он же говорит, что все меняется, а мы это знаем и без него. Он говорит, что 50 лет назад поэзия была очень популярна, что 25 лет назад никто уже и представить не мог, что она будет популярна вновь. Ах, так? Вы замкнулись? Ушли в себя? Возникает рэп или что-то еще. Дэйна говорит, что рэппер не обязательно новый Уоллес Стивенс, но - кто, мол, знает? Когда начинался кинематограф, кто мог предсказать такие фильмы, как "Сладкая жизнь" или "Семь самураев"? Нет, рэппер не Стивенс и никогда им не будет. Так же, как стихи Боба Дилана или Высоцкого не стоит, на мой взгляд, читать с листа. Они предназначены для исполнения. И наоборот, не стоит петь Мандельштама, он - для чтения. Один способ выражения не заменяет другой, они сосуществуют. Цветаева говорила, что единственный судья поэта - время. Я уважаю эту точку зрения, но осмелюсь предположить, что даже время может ошибиться, и потому - в опровержение, наверное, точки зрения Дэйна, - скажу, что полагаться можно только на сосредоточенную страсть самопознания, то есть - на страсть аскетизма. И в этом никаких выгод и польз для художника нет. И никаких идей тоже. Есть санскритская поговорка: "Идеи - дети бесплодных матерей". Александр Генис: Многие эксперты считают падение "Энрона" симптомом опасной болезни, поразившей корпоративный мир Америки в последние десятилетия. Там, конечно, не было убитых, но тысячи служащих компании были выброшены на улицу, потеряли все свои сбережения и пенсии, а главное: пострадало доверие нации к устойчивости финансовой системы страны. Об "Энроне" написаны уже десятки книг, сотни статей, и все они сводятся к одним и тем же вопросам: как это могло случиться? кто виноват? Пожалуй, убедительней других отвечает на эти вопросы Курт Эйхенвальд, книгу которого слушателям "Американского часа" представляет Марина Ефимова. Марина Ефимова: Новая книга Курта Эйхенвальда построена как документальный роман-хроника, пытающийся проследить шаг за шагом, день за днём и даже час за часом, как руководство корпорации вело свою фирму к катастрофе. Она базируется на тысячах документов, сотнях часов интервью с бывшими сотрудниками компании, судебных отчётах и постановлениях. Среди персонажей этого исследования не только директора и президенты компании, но и всем известные политические фигуры, с которыми руководство "Энрона" так или иначе было связано: президенты страны Джордж Буш и Билл Клинтон, вице-президент Дик Чэйни, государственный секретарь Колин Пауэлл, губернатор Калифорнии Арнольд Шварценегер, президент резервного банка Ален Гринспэн. В рецензии на эту книгу, опубликованной в газете "Нью-Йорк Таймс", журналист Стив Фрейзер пишет: Диктор: "Энронизация - это новый термин, вошедший в наш язык в конце 2001 года. Мало того, что одна из крупнейших компаний, снабжавших страну электроэнергией, вынуждена была объявить о банкротстве, и многие её руководители предстали перед судом. Хуже, что вслед за ней разорились другие: WorldCom, Tyco, Global Crossing, Adelphia: То, что началось как история краха одной корпорации, стало превращаться в эпидемию незаконных махинаций, захватившую деловой мир Америки". Марина Ефимова: Проблема, однако, в том, что финансовая жизнь страны настолько усложнилась, деловые операции супергигантов включают такое количество новых технических терминов и ссылок на старые и новые законы, что рядовому гражданину - будь он держатель акций, читатель газет или присяжный, которому предстоит судить обвинённых руководителей компаний, - абсолютно не по силам разобраться и понять, где корпорация занималась законной рекламой, а где незаметно перешла к преступному обману акционеров и государственных чиновников, контролирующих финансово-торговые операции. Рост корпорации "Энрон" был связан с многочисленными покупками зарубежных компаний, занятых электро- и водоснабжением, но все эти операции не включали реальные капиталовложения и развитие производства, а оставались лишь на бумаге: для того, чтобы повышать статус и престиж "Энрона" в глазах Уолл-Стрита. Само название книги - "Заговор дураков" - отражает конечный вывод, к которому пришёл Курт Эйхенвальд: падение "Энрона" было вызвано ошибками, некомпетентностью и глупостью руководителей компании. Другой автор, писавший о падении "Энрона", тоже вынес свой окончательный вывод в название: "Анатомия жадности". Брайан Крувер поступил на работу в "Энрон" весной 2001 года и поначалу считал это большой удачей. Но очень скоро начал замечать катастрофическое снижение этических стандартов на всех уровнях деловой активности компании. Он пишет: Диктор: "Преднамеренно искажённый анализ ценности акций, прячущий финансовую реальность, усиленное рекламирование проваливающихся проектов, навязывание дефектной продукции - всё это может на короткое время принести успех на бирже. Но в конечном итоге правда выплывет наружу и разрушит доверие вкладчиков, что рано или поздно приведёт к катастрофе". Марина Ефимова: Так или иначе, все согласны с тем, что в предстоящие годы и даже десятилетия "энронизация" будет заметным и опасным элементом экономической жизни страны. Александр Генис: В этом году в Калифорнии состоялся смотр современного искусства под названием "Западное биеннале". Его организатор Эдвард Люси-Смит надеется, что такое, надо сказать, роскошно устроенное мероприятие сумеет ответить на вопрос, заданный всем участникам выставки: каким должно быть изобразительное искусство в 21-м веке? Для решения проблемы сюда со всего мира собрались самые решительные - или дальновидные - мэтры нового авангарда, вместе со своими работами, конечно. Среди 32-х (как зубов в челюсти) первопроходцев есть и трое наших соотечественников. Это - фотограф из Харькова Борис Михайлов, московский человек-собака Олег Кулик и мой старый товарищ, блестящий мастер не только авангардного но и обыкновенного искусства художник Женя Шеф из Берлина. Настигнув его на обратном пути из Калифорнии в Европу, я пригласил Женю в нашу студию, чтобы сделать героем сегодняшнего выпуска традиционной рубрика "Американского часа" "Гость недели". Однако прежде чем приступить к беседе, мне, хоть меня и не пригласили на "Западное биенале", хотелось бы ответить на вопрос там заданный: что такое искусство 21-го века? Проблема, по-моему, в том, что художник сегодня постоянно нуждается в оправдании своей профессии. Лучше других зная предшественников, художник занят только тем, чтобы не повторять их. Представим себе писателя, которому запрещено пользоваться бывшими в употреблении словами. Страх заимствования выталкивает искусство за его пределы. Поэтому, кстати сказать, на мой взгляд, нью-йоркские витрины лучше здешних галерей. Не требуя от художника оригинальности, коммерция и нас от нее спасает. Но художнику, конечно, от этого не легче. Он привык к другой роли. Изобразительное искусство потому так и называется, что оно призвано вырезать свои образы на нашем подсознании. Живопись привыкла быть татуировкой коллективной души. Запечатленные на ней портреты, натюрморты и пейзажи служили волшебным ребусом, магическим языком. Только он и позволял нам общаться с окружающим - мир ведь не говорит словами. Коммуникация всегда была целью искусства. Сперва художник говорил с богами, которые его язык понимали лучше нашего. Но постепенно художник научился говорить и с нами. Делая возможным общение без слов и идей, его образы составляли словарь для целых цивилизаций. Однако в нашем протеичном мире образы утратили универсальность и долговечность. Они слишком мало значат и слишком быстро мелькают, чтобы сконденсироваться в икону. Утратив священную роль, образ стал не символом, а эмблемой. Это - аббревиатура происходящего. Она не раскрывает его смысл, а только указывает на то место, где он был. В такие, лишенные магической силы образы уже не стоит вкладывать сил, создавая их заново. Поэтому художник пользуется готовым, манипулируя чужим, как своим. В нашем перенасыщенном культурой мире творчество свелось к выбору из существующего. Но это как раз та задача, которую ставит - и решает! - компьютер. Что и возвращает нас к сегодняшнему гостю "Американского часа", художнику Жене Шефу, который считает, что эта умная машина станет прологом нового Ренессанса. Женя Шеф: Дело в том, что, на мой взгляд, сейчас произошел необычайный сдвиг в науке и, вообще, в истории человечества, который я называю новым компьютерным Ренессансом. Вернее, Ренессансом, который инициирован компьютером. Что я имею в виду? Еще никогда у людей не было такого количества информации, как в этот раз. Например, когда я летел в Калифорнию из Парижа, это у меня отняло 14 часов. 50 лет назад добираться нужно было бы 14 дней. Завтра у нас, может быть, уйдет 14 минут на такой полет. А для того, чтобы передать имейл на весь мир, достаточно доли секунды. Александр Генис: Было бы, что передавать. Разве важно, с какой скоростью распространяется информация для искусства? Разве важно, сколько информации для искусства? В искусстве, насколько я понимаю, важно качество информации. Женя Шеф: Совершенно верно, но дело в том, что качество иногда предполагает определенную цензуру. А в настоящий момент, мы находимся в такой ситуации, когда демократизм информации, возможность ее передачи, достиг необыкновенной степени. Например, есть даже особые страницы в интернете, где люди ведут свои интимные дневники, которые могут читать все желающие и отвечать на эти дневники. Таким образом, получилась ситуация, когда человек, с одной стороны, крайне независим от своих соплеменников и, в то же время, очень зависим от них. Александр Генис: Знаете, во всем этом меня более всего пугает обилие художников и дефицит зрителей. Чем больше образов, тем труднее найти ценный образ. Чем больше окружает нас вселенная образов, тем труднее нам в этой какофонии, в этом хаосе найти нечто вечное. То, что остается с нами на долгое время. Разве не это задача искусства? Женя Шеф: Может быть, именно поэтому возник колоссальный интерес к традиции. То, что касается античного искусства, то, что касается ренессанса, это вечные ценности. И, может быть, в этом хаосе люди все чаще обращаются к тому, где они действительно могут найти нечто, что не подвержено старению и фальсификации. Александр Генис: Собственно говоря, это и было причиной Ренессанса того самого, первого Ренессанса - возвращение к античным образам, к вечному искусству. Каким образом компьютер помогает вернуться к этому Ренессансу? Женя Шеф: Любой человек сейчас может оказаться в некоем виртуальном музее, в архиве, даже получить ту информацию, которая раньше для него была недоступна. И в этом отношении вдруг открылся невероятный пласт культуры, который становится частью активного экзистенциального пространства. Александр Генис: Вы знаете, Билл Гейтс сказал, что он хочет сделать доступным абсолютно для всех все созданное мировым искусством. И директора музеев не знают, радоваться или огорчаться такому проекту. Тем не менее, очевидно, что мы на пути к этому богатству, когда в виртуальное искусство станет доступным для каждого. Хорошо это или плохо? Женя Шеф: Я думаю, что хорошо. Таким образом будет подниматься общий уровень образования или знакомства с классическим наследием. С другой стороны, мы тоже не должны забывать, что первый наиболее заметный шаг компьютерной анимации произошел именно в фильмах Спилберга, когда были оживлены динозавры. Таким образом, дистанция между новым и прошлым достигла никогда невиданного масштаба. Александр Генис: То есть от динозавра до кино. Женя Шеф: Совершенно верно - от компьютера до динозавра. У нас моментально произошел скачок, в котором вся история цивилизации, эволюции вдруг прошла перед нашими глазами. Что уж там какое-то 20-е столетие. Александр Генис: Женя, вы художник. Я много раз видел как вы работаете карандашом, кистью, всегда с наслаждением следил за вашими движениями. Венская академия удостоила вас золотой медали за рисунок. То есть, вы владеете старым ремеслом художника. И, в то же время, вы работаете на компьютере. Последние ваши работы часто сделаны при помощи компьютерной графики. Не жалко вам этого старинного мастерства? Женя Шеф: Вот что интересно. Одна крайность ведет за собой другую. У меня даже есть такое чувство, что компьютерное искусство инициировало традиционную живопись. Например, как никогда в этом году огромное количество выставок Рубенса, хотя нет никакой даты, связанной с датами его жизни. Например, в Вене, в один и тот же день, было 4 выставки Рубенса. Причем, три закрывались, одна открывалась, которая сейчас переехала в Америку. То есть, по всей видимости, одна крайняя тенденция ведет за собой другую. И если я говорю о компьютерном ренессансе, я бы скорее сказал о ренессансе искусства в целом, инспирированном компьютером. Александр Генис: Если мы сравним ситуацию в мировом искусстве в конце 20-го века и в начале 21-го, то есть, в конце эпохи модернизма и то, что происходит сегодня. К каким выводам мы можем прийти? Женя Шеф: У меня есть такое чувство, что компьютер должен был явиться вершиной модернистской эстетики. Модернистская эстетика, которая изначально ориентировалась, условно говоря, на технику, она, по всей видимости, постепенно подошла к компьютеру, который так и выглядел, как квадрат Малевича. Первоначально, компьютер выглядел как черное пространство. Потом там возникла белая точка, белая точка стала расти и, вдруг, вся история искусства 20-го века как бы прошла вспять. И закончилось это тем, что сейчас компьютер стремиться к тем же ценностям, которые были важны во времена Ренессанса - к трехмерности, к фигуративности даже к некоей классической ясности. И чем более трехмерным является изображение, тем в большей степени компьютер является современным. Я бы даже сказал, что следующий этап для нас, тот, который я ожидаю, это, по всей видимости, голографическое изображение на экране компьютера. Александр Генис: Что лично вам дал компьютер, вам, как художнику? Женя Шеф: Самый популярный инструмент в компьютерной графике это, так называемый "клон". То есть, вместо кисти и карандаша обычно художник пользуется клонированием. И вот что интересно. В этот момент я вдруг почувствовал, что наступил тот же миг, который как во времена ренессанса, сблизил эстетику и науку. На самом деле у меня было такое ощущение что границы, где генетика сочетается с эстетикой, очень близки. И в этом отношении, мне кажется, наступил момент, когда искусство должно обогащаться через открытия в области науки. Александр Генис: Женя, все ваши рассуждения, откровенно говоря, выглядят утопическими. Собственно говоря, я всегда, глядя на ваши работы, вспоминал художников-утопистов. У вас есть такая мечтательность в вашей эстетике. Не так ли? Женя Шеф: В чем-то да. Но, с другой стороны, я слишком хорошо представляю, что такое утопия и какую опасность она представляет. Мы все слишком пострадали от утопий в 20-м веке, а та утопия, которая смотрит на нас сейчас из виртуальной реальности, которая выглядит так притягательно и так интересно, на самом деле может таить в себе очень большую опасность. Если художники ренессанса, создавая идеальное пространство мечтали о небесах и восхваляли мир, созданный создателем, то теперь, создавая виртуальное пространство в компьютере, создается некая антитеза окружающему нас миру. Чем более привлекательным, притягательным, будет виртуальное пространство, тем большую опасность оно будет в себе таить. Поэтому, мне кажется, что задача которая могла бы стоять перед художником, занимающимся компьютерным искусством, это помочь вернуть человеку веру в реальность. Александр Генис: И как вы возвращаете человеку веру в реальность в ваших работах? Женя Шеф: Я стараюсь возродить живопись достойную великих времен искусства. Александр Генис: Все это хорошо звучит, звучит гордо, но какие ваши конкретные планы? Что нового ждет ваших зрителей? Женя Шеф: Мне хочется объединить традиционную живопись и компьютерное искусство. Причем, компьютерные работы я стараюсь перевести в трехдименсиональную форму. Распечатанные на прозрачных пленках, объединенные вместе, помещенные в световые ящики, они создают как бы голографическое пространство. В то же время, живопись, которой я всегда занимаюсь, и которую я всегда культивирую, является частью инсталляций, которые я создаю. Несколько проектов, которые сейчас передо мной стоят, это экологический проект, где я противопоставлю натюрморт и большие компьютерные панорамы. Это проект, связанный с утопиями 20-го столетия, под названием "Слава нового столетия". Здесь я хочу противопоставить традиционную живопись и компьютерные работы, которые как бы представляют всю историю 20-го столетия и живопись, на которой представлены вечные, всегда живые мифы. Александр Генис: Насколько я понимаю, в вашем творчестве сейчас идет живительный конфликт между компьютером и живописью, между завтрашним и вчерашним. Женя Шеф: В этом случае, да. И для меня наиболее интересно, с одной стороны, идти как можно далее вперед, с другой стороны, окунуться как можно дальше надаю. Объединив это, я думаю, можно создать что-то и для меня и для зрителей чрезвычайно интересное. |
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|