Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
27.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[25-02-03]
Цепочки накопления авторского праваАвтор: Александр Костинский Беседа Александра Костинского и Владимира Губайловского Александр Костинский: Когда через Интернет стали мгновенно передаваться огромные потоки оцифрованных книг, картин, музыкальных произведений, многим показалось, что информация стала абсолютно свободной, а классическому праву на интеллектуальную собственность пришел конец. Но получилось ровно наоборот. Законы об авторском праве ужесточаются, они толкуются расширительно, посягая на другие права. Почему так происходит, мы попробуем сегодня разобраться вместе с Владимиром Губайловским. Авторское право существует достаточно долго, но, именно в последнее время сражения вокруг авторского права, публицистика достигли такого большого накала. Владимир Губайловский: Это довольно естественно. Александр Костинский: Почему? Владимир Губайловский: Я приведу мнение Джона Перри Барлоу, из статьи с очень характерным названием "Продажа вина без бутылок: Экономика сознания в глобальной Сети" http://www.russ.ru/netcult/99-03-26/barlow.htm. Александр Костинский: Когда написана статья? Владимир Губайловский: В 1994 году. По меркам Интернета - вечность. Барлоу говорит о том, что традиционное авторское право регулировало отношения не столько к самому произведению (например, к литературному или музыкальному), сколько к его физическому носителю. До появления и распространения компьютеров и Сети, фактически достаточно было отрегулировать продажу экземпляра книги или пластинки. Все было нормально, привычно. Но с распространением Интернета информация получила неожиданную и очень большую свободу. Александр Костинский: И она еще чудовищно подешевела. Владимир Губайловский: Барлоу говорит, собственно, о том, что мы покупаем книгу не ради бумаги, на которой она напечатана, не ради обложки, а ради той информации, которая в этой книге заложена. Но, оказалось, информация может существовать отчужденно от носителя. Этот просто революционный момент. Александр Костинский: И информацию исключительно легко переслать по сетям. Владимир Губайловский: Конечно. Ее не то, что легко переслать, ее очень трудно остановить. Александр Костинский: И размножить ничего не стоит. Если говорить точно, то рассылки в Рунете бывают на четыре миллиона адресов. Но, даже если взять сто тысяч адресов. Рассылка займет два-три часа, и вы будете иметь полноценных сто тысяч экземпляров книги, о чем может лишь мечтать большинство авторов. Владимир Губайловский: Совершенно справедливо. И Барлоу попытался сформулировать принципы, которые на его взгляд отличают свободную информацию от ее носителя. В частности, он говорит такие очень яркие слова: "Информация есть действие, которое занимает время, а не состояние бытия, которое занимает физическое пространство, как в случае материальных предметов. Это подача, а не мяч, танец, а не танцор. Информацию переживают, а не владеют ею. Информация должна двигаться. Говорят, что акулы умирают от удушья, если перестают двигаться. То же самое можно сказать об информации. Информация, которая не движется, существует только потенциально. В силу того, что информация существует во времени, она может умереть - то есть потерять всякую ценность. Вчерашние новости - теряют статус новостей. Информация разносится, а не распределяется. Способ, которым распространяется информация, принципиально отличается от распределения материальных товаров. Она движется скорее как нечто природное, а не как нечто сделанное". То есть, информация просто разбегается, расползается. Известна такая фраза: "Если у вас есть диск на сорок мегабайт - он будет заполнен. Если есть диск на сорок гигабайт, в тысячу раз больший, он тоже будет заполнен. Причем примерно за то же время, что и сорока мегабайтный диск. Информация, действительно распространяется как газ. Александр Костинский: Заполняя все отведенное для нее пространство? Владимир Губайловский: Совершенно верно. Александр Костинский: Сейчас мы говорим не только об авторском праве, как вы правильно заметили, Владимир, мы говорим об интеллектуальном праве вообще. Споры идут об исключительных правах на интеллектуальную собственность, их тема более широка, чем авторское право. Даже те, кто против авторского права (в его современном виде) не отрицают права на имя и права на целостность текста. Хотя есть радикалы, которые утверждают, что вообще никаких прав не существует и текста как такового тоже не существует. Но большинство людей, критикующих авторское право, борются за отмену исключительных имущественных прав, которыми обладает автор или тот, кому он эти права передал. Зло в том виде, в котором оно видится борцам с копирайтом, - это имущественные права на информацию. Они оставляют за автором право целостности текста и право подписать текст своим именем. Если кто-то другой сотрет имя автора и напишет свое, то это и ими считается плагиатом. Владимир Губайловский: Совершенно верно. Я просто вспоминаю фразу, которая обязательно сопровождает все публикации сторонников свободного софта: "Распространение разрешено при условии сохранения целостности текста и при сохранении свободы распространения". Александр Костинский: Разрешается дописывать, видоизменять какие-то куски, но при следовании лицензии на открытый софт. Владимир Губайловский: Вы можете модернизировать текст, но это уже будет другой текст. Александр Костинский: И он все равно должен оставаться свободным. Владимир Губайловский: Должен обязательно оставаться свободным. И вот здесь есть очень интересное мнение Федора Зуева. Александр Костинский: Которое выражено на сайте "Либертариум" http://www.libertarium.ru/libertarium/whatip. Владимир Губайловский: Он говорит, по-моему, правильную вещь. Собственность на материальные объекты - объективна. Точная цитата звучит так: "Вопросы и конфликты, связанные с собственностью, регулируются законом, но сами по себе и объекты собственности, и отношения собственности существуют вполне объективно, независимо от каких-либо законов. Собственность никоим образом не является юридической фикцией, возникающей в результате совокупления кодексов, а есть вполне объективно существующее явление, доступное непосредственному восприятию и практической проверке. Как раз наоборот - отношения собственности являются одной из тех основ, на которые опирается современное законодательство". Зуев утверждает, что понятие собственности и отношения собственности суть экономические категории, и только над этим надстраивается законодательство. Сначала есть собственность, а потом есть законодательство, которое эту собственность регулирует. Дальше он сравнивает собственность на интеллектуальные и материальные продукты. "Исключительные права "интеллектуальной собственности", напротив, и самим своим существованием, и конкретной формой от начала до конца обязаны законодателю. Соответствующие им отношения не существовали за день до момента принятия соответствующего закона и прекратятся на следующий же день после отмены его". Что он хочет этим сказать? Мы покупаем программу. К программе прикладывается лицензия, которая нам запрещает эту программу декомпилировать. Александр Костинский: Декомпилировать - то есть преобразовать объектный код в исходный текст, обычно в ассемблер. Владимир Губайловский: С целью, например, ее модифицировать или разобраться с тем, как она устроена. Только для личных целей, ни в коем случае не для распространения. Лицензия на программу нам это запрещает. И существующее законодательство считает эту лицензию правомочной, несмотря на то, что лицензия, вообще говоря, ограничивает наше конституционное право собственности. Оказывается, мы покупаем некий продукт и можем с ним делать отнюдь не все. Если вы разберете свой автомобиль до винтика, никто вам ничего не скажет, ради бога, разбирайте, если потом сможете собрать. Александр Костинский: Даже, если потом не сможете. Владимир Губайловский: Да, даже, если потом не сможете - пожалуйста. А в лицензии на программное обеспечение это запрещено. Но это запрещение существует до тех пор, пока существует законодательная база, запрещающая это. Представьте, принимается новый закон, который не считает это лицензионное соглашение правомочным. Все. Вчера вы были преступником, занимаясь декомпилированием, вы нарушали права собственности, а сегодня вы совершенно честный человек. При этом ничего не изменилось с точки зрения владения продуктом или ваших прав собственности. С домом, машиной такого произойти не может. Александр Костинский: Получается, что закон о копирайте нарушает другие права: право на свободу получения и распространения информации, права потребителя, о чем вы сказали. Промышленному лобби или, точнее, коммерческому лобби, связанному с интеллектуальными правами, в последнее время удалось сдвинуть равновесие в свою пользу. Я думаю, что даже радикальные люди, которые борются против авторского права, не очень верят в то, что его можно вообще отменить. Они верят в то, что его можно изменить. Например, почему авторское право должно сохраняться семьдесят лет после смерти автора? Какие для этого есть серьезные основания? С другой стороны существует патентное право. У него тоже есть срок давности и, наверное, трудно отрицать, что оно стимулирует экономическую деятельность. Можно грубо выделить два способа интеллектуальной деятельности. Первый можно назвать академическим, когда короли, герцоги, сеньоры содержали людей занимающихся наукой. Сейчас ученых содержит государство, потому что наука стала и экономической категорией. И всегда были люди, которые получали деньги за счет смекалки, предпринимательства, точного угадывания и даже формирования поведения потребителя (такой подход можно назвать коммерческим). Теперь мы понимаем, что предприниматель - это не просто человек, который гонится за барышами, что для этого требуется талант, знания, выдумка, смелость, характер и даже цепь небольших открытий, правда, в своей узкой сфере. Второй путь - это путь, когда человек непосредственно зарабатывает деньги тем, что он сам придумывает, и не зависит от милости спонсоров или государства. Ему не дают деньги для достижения высоких идеалов постижения природы, улучшения нравов. И этот человек жестко привязан к финансам. Уже давно считается экономической категорией то, что называется предпринимательской смекалкой, талантом, качеством руководства. То есть факторы, которые не являются материальными, вполне капитализируемы. И это - не бухгалтерские трюки. С одним и тем же предложением могут прийти в банк два разных предпринимателя, одному дают кредит (вполне определенные деньги), потому что он обладает определенными знаниями и умениями, а другому нет. И когда он удачно применяет свои знания и умения, совершает свои небольшие (а иногда и большие) бизнес-открытия, он хочет их капитализировать и извлекать из них не только прибыль, но и ренту (то, что открытия эти небольшие, по меркам серьезных научных результатов, не делает их менее значимыми для конкретных людей). Бизнесмену хочется, чтобы его достижения в технологиях, менеджменте, маркетинге, брэндинге капитализировались и превращались в ренту, точно так же, как крупный ученый, сделавший в молодости серьезные открытия, остается до конца дней заведующим кафедрой или директором института (хотя часто близких по значимости результатов он уже не получает). Академический стиль интеллектуального поведения вовсе не чурается ренты, только рента взимается с "права на имя" (репутацию, которое борцы с копирайтом признают) и взимается не прямо, а косвенно (государственным окладом, консультациями, экспертной работой и прочим). Но то, что такой академический косвенный способ получения ренты с интеллектуальных достижений более полезен обществу, чем прямой - бизнесмена, популярного писателя или киноактера, требуется еще доказать, а не принимать без доказательств, на веру, вернее в качестве "символа веры". Стремясь к получению ренты, бизнесмен, как и ученый, не только зарабатывает себе на жизнь, но и развивает общество. Это - два разных подхода к интеллектуальному труду, и они оба имеют право на существование. Но менеджмент, маркетинг, брэндинг - нематериальные активы, причем, подчеркнем, они первичны в том смысле, что о собственности говорит и Федор Зуев (не придуманы законодателями). В соответствии с той же логикой, бизнесмены хотят защитить свои интеллектуальные результаты и выбрали они для этого близко лежащие законы, в частности, "Закон об авторском праве". Если бы этого закона не было, то его бы придумали. Обращу внимание, что в современном бизнесе львиная доля прибыли корпораций достигается за счет успехов в менеджменте, маркетинге, брэндинге, а не в материальном производстве. Было бы странно, если бы самые прибыльные звенья бизнеса не имели защиты, сравнимой с защитой офисов и складов, где хранятся сами товары. В большинстве марочных изделий широкого потребления себестоимость производства колеблется от трех до тридцати процентов оптовой цены. Остальное зарабатывается благодаря нематериальным активам. Считать, что законодатели одним росчерком пера могут изменить ситуацию с интеллектуальными правами ("Соответствующие им отношения не существовали за день до момента принятия соответствующего закона и прекратятся на следующий же день после отмены его" - Федор Зуев), так же обосновано, как предполагать, что по зову борцов со стяжательством состоятельные люди вдруг возьмут и раздадут все свои капиталы бедным согражданам (хотя лучшие из них искренне тратят довольно приличные средства на благотворительность, и у всех государство изымает средства в виде налогов и опять же тратит - или говорит, что тратит - на общественные нужды). Корпус законов об интеллектуальной собственности является юридическим ресурсом коммерческих компаний, и они будут его использовать ровно на столько, на сколько им это позволят. Сейчас, из-за недостаточного противодействия гражданского общества, фирмы, обладающие большими финансовыми возможностями, сильно сдвинули равновесие в свою сторону. И будут неуклонно продолжать сдвигать, так как защита интеллектуальных прав - защита основной части их капитала. Владимир Губайловский: Настолько сильно сдвигать, что Михаил Вербицкий приводит в своей книжке "Антикопирайт" такой поразивший меня пример. На обложке электронной книги, выпущенной фирмой Adobe, "Алиса в стране чудес" (на английском языке) среди прочих запрещений есть запрещение читать эту книгу вслух, что, конечно, является полным абсурдом, потому что "Алиса в стране чудес" - детская книжка и ее и надо читать детям вслух. Это один из моментов. Другой заключается вот в чем. Очень жесткий контроль авторских прав может привести к частичному, а в некоторых случаях полному параличу творческого процесса. Юлия Кристева, французский филолог, в свое время высказала такую мысль: "Всякий текст есть цитатная мозаика". Александр Костинский: Всякий текст Юлии Кристевой? Владимир Губайловский: Нет, вообще любой текст. Раз это цитатная мозаика, значит, у каждой цитаты есть реальный автор (или держатель прав). Сейчас мы можем взять любую книгу и при соответствующем определении цитаты: Александр Костинский: Например, "слово". Владимир Губайловский: Можно даже более мягко - "два слова". Все равно мы книгу разобьем на цитаты. А что такое цитата? Цитата это частичное воспроизведение текста. А если художник или музыкант работают в технике коллажа? Александр Костинский: Или импровизации на темы? Владимир Губайловский: Да. Человек становится категорическим нарушителем авторского права. До этого доводить нельзя. Информация должна распространятся. Александр Костинский: На Западе множество приверженцев свободы, это системообразующий идеал. Информация должна распространяться свободно, первая поправка к американской Конституции - штандарт этого движения. Вы можете услышать множество историй про журналистов, даже журналистов, которые издают порнографические журналы, которые ссылаются на эту первую поправку, мол, и такая информация должна распространяться, она имеет право на жизнь. Но, несмотря на все это, происходит, отмечаемое многими специалистами, наступление авторского права на другие основные права, включая свободу обмена информацией. Почему? Владимир Губайловский: Ответ, к сожалению, очень прост. Если мы возьмем то же программное обеспечение, то, по-моему, 95% всего программного обеспечения, используемого во всем мире, делается в Америке, причем любого. Операционные системы, базы данных, текстовые процессоры, все что угодно. Причем это инструменты, которыми все пользуются. Ну, конечно, если они производят практически все программное обеспечение в мире, то они заинтересованы, чтобы оно продавалось достаточно хорошо и приносило доход. Получается, что субъектом авторского права и интеллектуальной собственности в двух таких крупнейших областях человеческой деятельности, как программирование и киноиндустрия, обладателем подавляющего большинства авторских прав становится одна страна. Александр Костинский: Точнее граждане и корпорации, зарегистрированные в этой стране. А, если быть более точным и брать интеллектуальные права в целом, то крупные западные страны производят этой собственности 95-99%. Владимир Губайловский: Совершенно верно. И поэтому возникает странная ситуация, когда такие вечные поборники свободы, свободного распространения информации, независимости ученых, как англо-американские страны, вдруг оказываются в этой области такими непрогрессивными и замкнутыми. Но надо заметить, что Ричард Столлмен (лидер движения за свободный открытый софт) тоже американец. Александр Костинский: И Линус Торвальдс написал в Америке свою программу Линукс и работает там. Тут скорее нужно говорить не о странах, а о корпорациях. Но раз уж мы коснулись стран, то я бы хотел сказать, что вопросы интеллектуальной собственности связаны и с макроэкономикой. В последнее время ведущими экономистами были развиты представления о цепочках накопления стоимости http://www.hse.ru/science/preprint/WP5_2002_03.pdf . Все послевоенное развитие экономики приводит к тому, что основные активы переходят в интеллектуальную сферу. И основные барьеры, которые служат накоплению ренты, как говорят экономисты, переходят в интеллектуальную сферу. Происходит это потому, что такие страны, как Бразилия, Индия, Китай с неплохим уровнем образования (даже не страны целиком, а всего 10-20% населения этих стран, что уже сотни миллионов человек) оказались настолько выгодными для производства большинства товаров, что любые производственные технологии, которые не связаны с высокой интеллектуальностью, легко переносятся в развивающиеся страны, даже в африканские. И, естественно, из-за крайней дешевизны рабочей силы, как только производства переносятся в развивающиеся страны, между ними возникает резкая конкуренция и цены падают. В современную эпоху глобализации конкурируют не корпорации, а интернациональные цепочки производства доставки и продвижения продукта. Раз стадия производства легко реализуется в небогатых странах, то высокодоходная рента переходит в те звенья цепочки, которые ими управляют, и в те, где создают дизайн, торговые марки, маркетинговую стратегию, логистику, технологии оптимизации затрат во всей цепочке. Сохранить эту ренту можно, выстраивая барьеры для вхождения в бизнес именно в сфере управления и интеллектуального права. Стоит еще раз подчеркнуть, что именно нематериальные активы оказались средоточием ренты в современном мире не только на уровне корпораций, но и на уровне стран. Этим, возможно, и объясняется такая неуступчивость ВТО в вопросах авторского права, ведь интеллектуальная сфера становится основой долгосрочного благосостояния развитых стран, позволяя им конкурировать друг с другом и оставлять у себя большую часть прибыли, несмотря на то, что самые трудоемкие производства давно размещены в странах третьего мира. Объективности ради необходимо сказать, что, когда корпорации приходят в развивающиеся страны, то они приносят туда свою производственную культуру, возникает внутренний рынок, появляются рабочие места, что самым благотворным образом влияет на экономику этих стран, но вместе с этим выстраиваются барьеры для проникновения в верхние звенья цепочки накопления стоимости, что может в будущем стать барьером для дальнейшего развития новых экономик. Конечно, и эти барьеры преодолимы, как показывает опыт Южной Кореи (такие замечательные брэнды, как Samsung, LG), но для этого потребуются консолидированные действия корпораций и государства. И на что еще хотелось обратить внимание во взглядах сторонников антикопирайта. Они крепко привязывают собственность к продукту - дом, машина, участок земли. Если информация оторвалась от материального носителя, то она автоматически свободна. Если продукты интеллекта нематериальны, то они автоматически не имеют стоимости. Более того, исключительные интеллектуальные права представляются ужасным атавизмом, преемником ""средневековых цеховых обычаев", торговых знаков, дарованных высочайшей милостью, "привилегий"-патентов и темного цензурного прошлого копирайта". Еще раз хотелось бы обратить внимание, что маркетинг, менеджмент, брэндинг вошли в практику во второй половине двадцатого века. Они так же реальны, как дома, автомобили и земельные участки. Они опираются на глубокое понимание реального поведения человека. Барлоу считает, что информация "движется скорее как нечто природное, а не как нечто сделанное". Но маркетинг и брэндинг - это именно сконструированная информация, которая движется как раз как нечто сделанное, управляя поведением больших групп людей. Концентрация интеллектуальных достижений в нематериальной области бизнеса (это первичные экономические процессы) требует правового оформления сложившихся отношений. То, что для создания барьеров и защиты коммерческой информации приспосабливаются старые законы об интеллектуальной собственности, вполне естественно, так как их легче всего приспособить к этой области. Законы эти коренятся не в заскорузлости законодателей, а в самой что ни на есть живой экономической жизни. Причем, (повторим еще раз), эти законы обслуживают самую мощную тенденцию в экономике, чего по-видимому до конца не понимают борцы с копирайтом, раз постоянно намекают (в связи с продлением срока копирайта) на Мики Мауса. Это всего лишь корпорация Диснея. Недооценка серьезности противостояния, серьезности противника сквозит даже в лучших работах борцов с копирайтом. Тот же Федор Зуев называет вице-президента крупнейшей консалтинговой корпорации PriceWaterhouse Coopers "бухгалтером (ну... очень продвинутым бухгалтером)". Почему не счетоводом? Люди этого масштаба в экономике по креативности и творческому потенциалу не уступают ведущим ученым и писателям, а по организованности и самоотдаче почти всегда превосходят. Можно, конечно, считать, что интеллектуальная собственность придумана для того, чтобы приумножить чей-нибудь банковский счет, но гораздо вероятнее, что банковский счет просто фиксирует финансовую стоимость вполне реальных нематериальных активов. Не стоит забывать, что за эти активы платят обычные деньги, а их можно было бы потратить и на так дорогие сердцу антикопирайтщиков материальные инструменты бизнеса. Да, это не материальные продукты, но они точно так же капитализируемы. Существует известная цифра. Если вы хотите вывести на американский рынок продукт, который будут узнавать и покупать миллионы людей, вы должны на рекламу, сугубо нематериальную вещь, потратить 50-100 миллионов долларов. И охотно тратят, вкладывая деньги не в новые заводы или заводские лаборатории, а в пару историй (или всего одну), которые длятся на ТВ тридцать секунд и в несколько изображений, правда, расклеенных на каждом углу. Хотелось бы, чтобы те люди, которые искренне борются с копирайтом, учитывали эту реальность, которая естественно находит отражение (весьма агрессивное) и в законодательстве. Потому что мощное лобби будет окружать экономические форпосты правовыми укреплениями с тем же тщанием, как раньше окружали материальную собственность. Можно, точно так же, как авторское право, ругать институт ренты, ссылаясь на то, что она позволяет дармоедам жить за счет других людей, что рента возникла как плата за право пользоваться землей, а земля была захвачена кровавыми герцогами и баронами у трудового народа. Но это так же далеко от современного анализа, как и соотнесение патентного права с средневековыми бумагами. Сейчас в мире земли навалом, с нее приличную ренту не получишь, не получишь даже с обычных высокопроизводительных станков, потому что станки, поставленные во Вьетнаме, будут работать экономически эффективнее, чем в Китае, в Китае эффективнее, чем на Тайване, на Тайване эффективнее, чем в Соединенных Штатах. И поэтому любой промышленник столкнется с тем, что ему выгоднее повезти станки в одну из развивающихся стран, чтобы снизить себестоимость товара. Но в какой-то момент люди в развивающихся странах понимают, что они получают небольшую долю общей прибыли, что она сосредоточена в надбавках оптовиков, в торговой марке или наценке розницы. Если не будет серьезного барьера на пути создания марочного продукта, то тот интеллектуальный труд, который был вложен в позиционирование товара, в создание брэнда, может быть очень легко перенят. Нет барьера, - выходит более дешевый образец и в какой-то момент потребители начинают понимать, что они могут купить такой же товар, но под менее дорогой маркой, пусть корейской, тайваньской или китайской. А резервов по снижению себестоимости в развитых странах уже нет, другой уровень жизни работников. Характерный пример. Компания IBM, которая первой запустила массовые персональные компьютеры, открыла документацию архитектуры персоналок, сделав ее стандартом де-факто. Теперь она продала все свои подразделения по производству персональных компьютеров. Им невыгодно их продавать, просто потому что они производятся в Тайване, Китае, Гонконге и Южной Корее. Такие уроки открытости не проходят для корпораций даром. Они этого опасаются и, естественно, оказывают мощное давление на законодателя, причем не только в области интеллектуальных прав, но и при стандартизации продуктов, санитарных нормах, технических требованиях и т.д. Это все нематериальные, но крайне действенные инструменты управления рынками. Владимир Губайловский: Я, конечно, считаю, что сегодня авторское право на интеллектуальную собственность (каким его представляет себе Всемирная Торговая Организация и очень многие компании, такие, например, как Майкрософт) это такой перегиб, который просто парализует работу. Александр Костинский: Или - мешает работе. Владимир Губайловский: Авторское право не парализует работу по единственной причине: жесткие законы, которые пытаются принять во Всемирной Торговой организации или те лицензии, которые публикует Майкрософт, просто не выполняются. Скажем в России, или, более узко, в зоне RU Интернета, такая свобода, которой нет нигде. У нас просто огромные ресурсы, в частности текстовые, музыкальные, которые выложены в открытом доступе и, слава богу. Александр Костинский: Тут нужно сказать, сошлюсь на того же Федора Зуева, который очень хорошо заметил, что наши законодатели идут в рвении к авторскому праву гораздо дальше, чем американцы. Вот характерная цитата: "Параллельное чтение трудов российских и американских юристов на темы копирайта, патентов, "интеллектуальной собственности" как принципа, иллюстрирует это обстоятельство весьма ярко. То что "у них" подается как остроумная аналогия, у нас - проповедуется на всех углах на полном серьезе. То что "у них" является всего лишь радикальной теорией, у нас рассматривается как бесспорный факт, не нуждающийся в обоснованиях. То что "у них" могут позволить себе говорить разве что профессиональные лоббисты медиа-корпораций - у нас пишут в учебниках и преподают в вузах". Любопытно, что за ужесточение авторского права у нас бьются записные патриоты вроде актера-коммуниста-экс-министра-депутата Николая Губенко. На словах они беспрестанно клянут "американских гегемонистов-однополярников", а на деле "играют им на руку", юридически закрепляя внутри страны самые невыгодные для России тенденции. Ей богу, "от друзей меня спасите, от врагов спасусь я сам". Владимир Губайловский: Я хотел только заметить одну вещь. Зуев говорит о тех законопроектах, которые обсуждаются, и которые только пытаются принять у нас. Наш сегодня действующий закон 93 года об авторском праве и смежных правах гораздо более либеральный и мягкий, чем то, к чему нас пытается принудить ВТО. Я хочу обратить внимание еще на один крайне важный момент, который очень точно подметил Федор Зуев. Он говорит: если какая-то юридическая норма толкуется расширительно, то противоположная, ограничивающая и отменяющая ее, устанавливающая исключения из общего правила - может толковаться только ограничительно. Основные конституционные права: свобода слова, свобода предпринимательской деятельности толкуются только расширительно - то есть все что, явно не запрещено законом, разрешено. А значит, любая лицензия, ограничивающая основные конституционные права, должна толковаться только ограничительно - она должна прямо упоминать все действия, объекты, отношения, которые регулирует, не оставляя места воображению. К ограничительным законам не может применяться никакой квантор всеобщности. Нельзя его формулировать так: запрещено все, что не разрешено явно. Если лицензия перечисляет то, что можно делать с продуктом и запрещает все остальное, то она откровенно ущемляет основные конституционные права. А это уже тревожно, тенденция вызывает серьезные опасения. Это - угроза основным конституционным правам, которые в разных областях, по частным поводам урезаются при казалось бы полной декларативной поддержке. Но главные конституционные свободы слишком дорого стоили нашей стране, чтобы ими можно было так легко пожертвовать. Александр Костинский: С другой стороны, наверное, можно сказать, что мы сейчас подошли к такому моменту, когда существующие представления об авторском праве должны быть пересмотрены, причем не только в юридическом, а в гораздо более широком контексте, который учитывает новые экономические и даже макроэкономические отношения. В этом смысле авторское право является некоей узловой точкой. То, что мы к нему так часто возвращаемся, объясняется не маниакальным интересом, не желанием (во всяком случае, не только желанием) на дармовщину читать книги и слушать песни, а потому что, это действительно узловая точка экономики и культуры современности. Идет наступление на свободу распространения и использования информации, причем со стороны мощного и хорошо организованного лобби. И это наступление будет продолжаться до тех пор, пока сторонники либерализации авторского права не осознают всей величины подводной части экономического айсберга, несущего интеллектуальные права, и не создадут действенных правозащитных организаций, как бы не резало слух многим антикопирайтщикам слово "правозащитник". Только так реально можно защитить права того самого ущемляемого аморфного большинства, за которое они ратуют. Ведь, как сказал в нашем эфире недавно один практикующий правозащитник, "права человека не есть манна небесная, которую принесут на тарелочке. Конституция их гарантирует, но их надо защищать", причем изо дня в день, изо дня в день. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
