Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
27.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[24-09-04]
После 11 сентябряЗападные стандарты освещения террористической угрозы; финансовая цепочка терроризма в США; "Когда в мире происходит акт насилия, мы должны понять, почему он произошел" - комментарии в британской прессеАвтор и ведущая Ирина Лагунина
Ирина Лагунина: "Российское телевидение сегодня не свободно. Вместо оперативной и объективной информации нам пытаются навязать официоз. Вместо свободных дискуссий - пропаганду. Фактически на телевидении установлена цензура и, что еще хуже - запретами на профессию и ликвидацией некоторых программ, - самоцензура" - это строки из декларации членов Академии российского телевидения. Теракт в Беслане вновь подогрел рефлексы власти запретить. Вслед за конфискованными видеопленками, задержкой прямого эфира и задержанными журналистами последовало предложение вообще не допускать больше прямого эфира. Аргумент нужд безопасности против аргументов Всемирной декларации прав человека в части права на свободу информации. Мы беседуем с представителем нью-йорского Комитета защиты журналистов Фрэнком Смайтом. Комитет собирает базу данных о нарушении свободы информации в мире. Война с терроризмом, действительно, носит глобальный характер, и рефлексы российской власти, возможно, не исключение. С точки зрения комитета, какие ограничения можно налагать на прессу, освещающую терроризм, акты типа того, какой произошел в Беслане? Фрэнк Смайт: Мы вообще не считаем, что правительство в праве налагать какие бы то ни было ограничения на журналистов, освещающих террористические акты. Мы полагаем, что пресса и журналисты должны иметь право освещать подобные события так, как они считают нужным это делать. У государственных органов не должно быть права ни ограничивать, ни влиять на то, что журналисты освещают, а что нет. Ирина Лагунина: Но разве не бывает такого, что требования безопасности вынуждают как-то ограничивать объем информации, которую предоставляют журналисты. Разве нет? Фрэнк Смайт: Единственные оправданные ограничения, которые можно себе представить, - график и маршрут перемещения официальных лиц. Эту информацию вряд ли надо помещать эфир, поскольку, по большому счету, телезрителям или радиослушателям необязательно это знать. Это - не общественно значимая информация, а вот террористы или экстремисты могут ее использовать для того, чтобы подготовить нападение на официальное лицо. Так что да, специфическая техническая информация о перемещении, скажем, главы государства, действительно, не должна появляться в эфире, в первую очередь, из-за угрозы терроризма. Но любая другая информация - скажем, когда террористы выпускают коммюнике или видеозапись - появляться должна. Общество должно знать, что ему угрожает, на каких позициях стоят эти люди, чего они добиваются. Только в этом случае общество может понять истоки и последствия событий, поместить его в контекст происходящего. Именно поэтому мы полагаем, что правительство не имеет права запретить журналистам показывать пленки таких людей, как, например, Усама бин Ладен. Они должны быть частью новостей. Ирина Лагунина: Приведу один аргумент: нельзя показывать пленку обращения бин Ладена целиком, потому что в ней может быть закодированное послание. Например, нельзя показывать его часы, потому что таким образом он может передать кому-то координаты времени совершения теракта. Вы с этим не согласны... Фрэнк Смайт: Мы слышали эти аргументы, в свое время с ними выступил Национальный совет безопасности. Белый Дом сразу после терактов 11 сентября призывал руководство телекомпаний не давать видеозапись бин Ладена в эфир. Но никто не смог доказать, что в этой пленке было закодировано какое-то послание. Более того, в век интернета, если такая организация, как "Аль-Каида" хочет распространить какое-то послание среди своих членов, у нее есть несчетное количество способов, как это можно сделать. В век интернета нет необходимости полагаться на телевидение или видеопленки. На наш взгляд, единственная причина, по которой правительство Соединенных Штатов призывало телеканалы не транслировать эту запись, состояла в том, что правительству не хотелось, чтобы у людей складывалось впечатление, что бин Ладен все еще контролирует ситуацию, что он все еще может влиять на ход событий. Ирина Лагунина: Напомню, мы беседуем с сотрудником нью-йоркского Комитета защиты журналистов Фрэнком Смайтом. Исходя из ваших аргументов, эта пленка бин Ладена должна была представлять общественный интерес? Обществу нужно было знать ее содержание. Что в ней было столь важным, чтобы настаивать на ее показе? Фрэнк Смайт: Та видеопленка была особенно важна, потому что на ней бин Ладен выступил против Саддама Хусейна, который в то время еще был лидером Ирака. Вот это - та информация, которую общество в Соединенных Штатах должно было знать: бин Ладен не только не союзник Саддама Хусейна, он даже выступает против него. И если бы люди тогда видели эту пленку целиком, они бы это поняли. А вместо этого на экранах появились только несколько секунд записи, где бин Ладен стреляет из автомата Калашникова и где отражена какая-то подготовка членов "Аль-Каиды". А ведь более широкая картина могла помочь людям понять, что из себя представляет "Аль-Каида" и что ею движет. Чтобы побороть противника, надо его знать. В тот момент мы упустили возможность. Ирина Лагунина: С теракта 11 сентября прошло три года. Как складывались отношения прессы, с одной стороны, и государственных органов, включая органы безопасности, с другой? Фрэнк Смайт: В США, как я уже отметил, призыв Национального совета безопасности не показывать пленки "Аль-Каиды" целиком в эфире являл собой повод для беспокойства со стороны тех, кто наблюдает за исполнением права на свободу информации. Был еще один инцидент. Госсекретарь США Колин Пауэлл пытался убедить эмира Катара наложить цензуру на спутниковый телеканал "Аль-Джазира", ставший сейчас одним из самых популярных в арабском мире. И это вызывает лишь сожаление, потому что подобные попытки ввести цензуру всегда оборачиваются против нас самих, люди перестают верить Соединенным Штатам, начинают сомневаться в том, что США сами распространяют честную информацию. Третий пример - попытки правительства США наложить цензуру на радиостанцию "Голос Америки". Это произошло после того, как пуштунская служба этого радио передала в эфире репортаж, включавший отрывки интервью с лидером талибов муллой Омаром. Человек, который поместил этот репортаж в программу, вынужден был уйти с работы. И вообще политическое давление на эту радиостанцию настолько возросло, что половина ее служащих написали петицию в Конгресс США и поставили вопрос о политическом вмешательстве в процесс вещания. Так что да, борьба с терроризмом оказала отрицательный эффект на взаимоотношения прессы и власти, и особенно - с "Голосом Америки". Ирина Лагунина: Полагаю, что в целом ряде стран власть пытается использовать борьбу с терроризмом как предлог для того, чтобы задавить или даже полностью уничтожить независимую прессу и свободу информации. Вы изучаете эти проблемы по всему миру. Какая страна вызвала за это время наибольшее беспокойство? Фрэнк Смайт: Конечно, целый ряд стран мира использовали угрозу терроризма после 11 сентября, чтобы оправдать уничтожение или, по меньше мере, запугивание независимой прессы. Самое крайнее проявление репрессий произошло в Эритрее, самой молодой и почти самой маленькой стране Африканского Рога. Через неделю после 11 сентября правительство Эритреи отправило всех диссидентов и всех независимых журналистов в тюрьмы, где они пребывают до сих пор. Им не дают свиданий с родственниками и адвокатами, никто не знает, где они находятся, в каком состоянии. Никто даже не знает, живы ли они еще. Правительство заявляет, что все они - того или иного рода террористы. Как вы понимаете, мы, Комитет защиты журналистов, категорично выступаем против каждый раз, когда правительство какой-то страны называет журналистов террористами. Есть еще один пример - Непал, где правительство использовало предлог борьбы с терроризмом для того, чтобы расправиться с собственными местными повстанцами. И в ходе этой расправы непальские власти развернули кампанию не только против тех журналистов, которые писали о повстанческом движении и террористических актах, но и против тех, кто критиковал монархию. Но подобных примеров немало. Мы слышали о том, что правительство использует борьбу против терроризма как предлог для борьбы со свободной прессой в Аргентине, в раде стран Азии и, конечно, в России, где угроза терроризма трактуется настолько широко, что разрушает или, по меньшей мере, во многом посягает на свободу прессы. Ирина Лагунина: А есть где-нибудь законодательные ограничения на прямую трансляцию событий типа того, что было в Беслане? Фрэнк Смайт: Ну конечно, есть целый ряд стран, где не существует свободы прессы и где правительства могут ограничивать то, что выходит в эфир. Россия - один пример. Но есть еще Китай или Саудовская Аравия. Но в абсолютном большинстве стран, включая Соединенные Штаты, такая ситуация, как захват заложников, конечно, будет в прямом эфире - без перерыва, сутками до тех пор, пока кризис не удастся разрешить. Именно потому, что в таких ситуациях общество должно знать, что происходит, каковы позиции сторон, к чему это все ведет. И, к сожалению, как ни чудовищны подобные трагедии, они должны освещаться прессой. Терроризм и угроза терроризма слишком серьезное явление, чтобы правительство могло фильтровать и контролировать информацию, с ним связанную, и говорить прессе, что она должна делать. И обществу необходимо знать, что происходит в тот момент, когда случаются подобные вещи, общество должно об этом знать, в том числе и потому, что оно должно решать, насколько правильно действует власть. Ирина Лагунина: Фрэнк Смайт, Комитет защиты журналистов. Еще одна организация, тоже в Нью-Йорке, Freedom House в прошлом году низвела Россию в градации по свободе прессы "с частично свободной страны" до "несвободной". Директор аналитического отдела этой организации Кристофер Уокер. Можно ли нарисовать общую картину, как законодательно оформлена работа прессы в освещении терроризма - не в России, а вообще, в мире? Кристофер Уокер: В большинстве своем страны реагируют по мере того, как что-то происходит. И разные общественные системы вырабатывают различные меры. Но, в принципе, этот узкий аспект - проявление того, как в целом относятся к прессе в различных странах. Ирина Лагунина: А что касается каких-то законов, которые в целях безопасности вводят ограничение на информацию? Кристофер Уокер: Вот в этом как раз и кроется корень проблемы. Использование законодательства для того, чтобы не давать прессе освещать какую-то сторону жизни общества, всегда вызывает сомнение в свободе информации в целом. И самое сложное здесь - где провести черту. Поэтому приходится смотреть на более общую картину. Более общая картина в России показывает, что власть пытается ограничить свободу прессы или поставить ее под контроль, используя для этого различные аргументы и различные предлоги. В результате в стране стало значительно меньше свободных средств информации, чем всем бы нам хотелось. Так что рецептов нет, но использовать законодательство для того, чтобы ограничить работу прессы - это явно не панацея. Ирина Лагунина: Приведу несколько аргументов власти в пользу ограничения прав прессы в освещении терактов. Первый: люди, которые захватили заложников, не должны знать, что происходит вокруг захваченного здания. Второй: они не должны иметь возможность публично высказывать свои взгляды, свою идеологию, даже свои требования. Как вы оцените эти аргументы? Кристофер Уокер: Во-первых, люди, которые идут на такие чудовищные акты, сами себе служат плохую службу уже тем, что мир узнает об их варварских актах. Во-вторых, власти любой страны всегда болезненно реагируют на то, что подобного рода люди или группы людей эксплуатируют общественное сознание. Сложность здесь состоит в том, что если кто-то начинает налагать ограничения на работу прессы хоть в одной области, то остановиться потом уже сложно. Я вновь вернусь к той более широкой картине, которую мы видим в России за последние годы. Без сомнения, для электронных средств информации рамки вещания уже были довольно сильно сжаты. Печатная пресса и интернет чуть более свободны. Но и они сейчас находятся под угрозой, если принять во внимание различные законопроекты и различные предложения, которые циркулируют по стране. Но телевидение, наиболее важное средство информации с точки зрения того, как оно воздействует на общество, уже явно ограничено в своей независимости и в возможностях выполнять свою функцию. Так что захват заложников - чудовищное преступление, которая совершила эта группа людей, но запрет на освещение этой трагедии - не решение проблемы. Ирина Лагунина: Но давайте возьмем пример "Аль-Джазиры". Соединенные Штаты не лишают аккредитации этот телеканал из-за того, что он передает послания террористических организаций. А ведь "Аль-Джазира" часто является единственным источником информации. Кристофер Уокер: Думаю, надо сказать, что в целом ряде моментов "Аль-Джазира" представляет собой проблему и для правительства США, и для тех, кто хотел бы видеть более трезвый взгляд на процессы в тех странах, которые описывает и анализирует этот телевизионный канал. Настоящая проблема здесь состоит в том, чтобы найти способ не разрушить принципы открытого освещения событий и политического многоголосия. Сейчас Россия набирает скорость в направлении того, чтобы независимая пресса не могла выполнять никакие свои базовые функции, включая и то, как освещается проблема терроризма или как освещаются отдельные стороны этой проблемы. Ирина Лагунина: Дом свободы делает ежегодную градацию стран по степени свободы и уважения прав человека. Если те идеи, которые бродят сейчас в политических кругах, и в частности, в Государственной Думе, все-таки будут приняты, к какой группе вы отнесете Россию? Кристофер Уокер: В том, что касается свободы прессы, Дом Свободы уже понизил статус России до "несвободного государства". Так что она будет просто опускаться по списку стран, где дело со свободой прессы обстоит хуже всего. Эта группа государств характерна тем, что в них нет не только значимых независимых источников информации, но и конкуренции идей, которая порождает общественный диалог и творческий подход к решению проблем современного общества. И это касается всех областей. Не только области безопасности, но и, например, экономики. Ирина Лагунина: Но давайте все-таки вернемся к проблемам терроризма. Я начала приводить аргументы власти. Так вот, третий аргумент: показ событий, подобных тем, которые происходили в Беслане, может ввести обществ в шок... Кристофер Уокер: Есть моменты, когда пресса сама выносит соответствующее решение. Я не говорю: налагает самоцензуру, потому что самоцензура - это тоже плохо. Но решение о том, можно ли показывать бесчеловечный, шокирующий материал в эфире, - абсолютно обосновано. И здесь я опять предостерег бы: если нормы и в этом случае определяют власти, то, раз принятые, они могут быть безграничны. Невозможно установить, когда и как это прекратится. Ирина Лагунина: То есть вы говорите в принципе о том, что вопрос здесь в профессионализме и здравом смысле. Мы все согласны с тем, что показывать расчленение человека с экрана телевизора не стоит. Кристофер Уокер: В большинстве стран и Европейского союза, да и здесь в Соединенные Штатах, телевизионные каналы не пускают в эфир подобные картины, хотя они есть в интернете. Так что я бы говорил с точки зрения института свободной прессы как части демократического общества. Институт свободной прессы может сам устанавливать какие-то ограничения. Если власть хоть раз принимает решение вмешаться, то она уже потом не останавливается. И вот это - суть проблемы. Ирина Лагунина: О практике освещения проблем терроризма и прав прессы мы беседовали с Кристофером Урокером, организация Freedom House, и Фрэнком Смайтом, Комитет защиты журналистов. Британская газета "Индепендент" публикует на этой неделе жесткий комментарий по поводу терроризма и глобальной войны с террором. "Слово "террорист" на устах у всех. Если бы у меня было право запретить какое-либо слово в английском языке, я бы запретила именно это. Приведу пример. В Беслане моджахеды уничтожили более трёхсот человек, включая детей. Этих моджахедов называют "террористами". С 1991 года российские войска уничтожили более 40 000 чеченцев. Но российские военнослужащие не "террористы", а "наши союзники". Термин "терроризм" попросту означает "насилие, которое мы не поддерживаем". Надо посмотреть на недавнюю историю и попытаться понять. Когда СССР распался, чеченцы потребовали независимости от России, которая давила их больше века. Они начали с ограниченных форм насилия. В ответ Россия сравняла Чечню с землёй. Четверть населения "исчезла" в этой кампании. В 1996 году российское правительство устало бомбить руины и получать в ответ только бомбы, и де факто предоставило Чечне независимость. На три года установился мир. Но когда в 1999 году в Москве взорвались два дома и погибли двести человек, Владимир Путин быстро заявил, что никакой компромисс не умиротворит Чечню. Ещё была история про несостоявшийся взрыв третьего дома и причастность к этому спецслужб. Есть основания полагать, что Путин возобновил войну против Чечни ради собственных политических и стратегических целей. Кого считать "террористом" в этой драме? Как и чем ярлык помогает разобраться в происходящем? - Газета Индепендент продолжает: "Термин "терроризм", используемый сегодня прессой и политиками, обрекает нас на неведение, мы перестаём видеть и понимать разницу между причинами и следствиями. Неужели этот термин может стать серьёзным ответом на все наши проблемы? Если бы Владимир Путин на самом деле хотел, чтобы гражданское население России было в безопасности, он вывел бы свою кровавую армию из Чечни и предоставил ей независимость. Но для него нефть, газ и репутация твёрдого политика важней человеческой жизни. Там, где есть законные проблемы, которые моджахеды просто эксплуатируют, эти проблемы должны быть срочно решены. Должна быть независимая Чечня, свободный Кашмир, палестинское государство и конец дому Саудов. На надо иллюзий: большинство бойцов джихада продолжат войну с после того, как мы решим проблемы, и далеко не все проблемы могут быть решены просто потому, что требуют от нас отступиться от наших ценностей. Да, даже если мы все это осуществим, далеко не все бойцы джихада вернутся в свои пещеры. Но это подорвет их поддержку, им будет тяжелее набирать себе новые поколения моджахедов". Ирина Лагунина: Правительство Соединенных Штатов предъявило обвинения двум лицам, подозреваемым в финансировании международного терроризма и вербовке новых членов "Аль-Каиды" и связанных с ней группировок. Это продолжение дела, по которому в прошлом месяце правоохранительные органы США уже арестовали двоих человек. Министерство юстиции расследует его в тесном взаимодействии с Министерством финансов. Рассказывает наш корреспондент в Вашингтоне Владимир Абаринов. Владимир Абаринов: Обвинительное заключение, предъявленное федеральным прокурором Майами, штат Флорида, содержит 10 эпизодов. По мнению предварительного следствия, эти эпизоды доказывают участие обвиняемых в заговоре с целью оказания финансовой и иной поддержки международным террористам. Один из обвиняемых, выходец из Палестины и житель штата Флорида Адхан Амин Хассун в период с 1994 по 2002 год выписал ряд чеков на общую сумму 53 тысячи долларов. Получателями этих денег были благотворительные организации и частные лица, связанные с террористическими группировками. Кроме того, он вел на территории США вербовку новобранцев для джихада в Афганистане, Сомали, Косово и Чечне. Его партнером в этих действиях был египтянин Мохамед Хешам Юсеф. Оба обвиняемых уже содержатся под стражей: Юсеф отбывает тюремный срок в Египте по приговору суда за терроризм, Хассун арестован в прошлом году за нарушения иммиграционного законодательства, ложные показания и нелегальное владение огнестрельным оружием. В обвинительным заключении не названо имя третьего заговорщика, но представители правоохранительных органов сообщили, что это Хосе Падилья - гражданин США, который прошел подготовку в афганском лагере "Аль-Каиды" и в мае 2002 года прибыл в США для совершения теракта, но был арестован. В своих показаниях он заявил, что вместе с сообщником собирался устроить одновременный взрыв бытового газа сразу в нескольких многоквартирных домах. По словам представителей Министерства юстиции, именно Хассун и Юсеф помогали ему добраться из Америки через Египет до Афганистана. В материалах дела фигурирует чек, выписанный на имя другого человека, но с пометкой "для Падильи". Установлено также, что Хассун - член преступной группы, устроившей взрыв в здании Всемирного торгового центра в 1993 году. В результате этого теракта 6 человек погибли и около тысячи получили ранения. Среди благотворительных организаций, получавших деньги от Хассуна, значатся фонды Holy Land, Global Relief и Benevolence International. Все они внесены Министерством финансов США в список организаций, финансирующих террор, их счета и активы заморожены, а руководители арестованы. В прошлом месяце федеральные прокуроры предъявили аналогичные обвинения трем лицам, однако тогда речь шла о финансировании палестинской группировки "Хамас", которая с 97 года числится в американском списке террористических организаций. Об арестах объявил лично министр юстиции США Джон Эшкрофт. Джон Эшкрофт: Лицам, названным в этом обвинительном заключении, вменяется в вину финансирование и поддержка международного терроризма. Они обвиняются в том, что оказывали значительную поддержку иностранным террористическим организациям, пользуясь преимуществами свободы открытого общества для того, чтобы стимулировать и финансировать акты террора. Владимир Абаринов: Один из обвиняемых, Мохаммед Абу Марзук, которого американские власти называют "старшим должностным лицом Хамас", жил в США в течение 15 лет, окончил американский университет и получил степень доктора технических наук. В 95 году он был арестован по подозрению в террористической деятельности и депортирован в Иорданию, которая выслала его в Сирию. С тех пор Марзук значится в розыске. Если обвинение будет доказано, будет установлена и связь палестинских террористов с "Аль-Каидой". Джон Эшкрофт: С целью помочь "Хамас" значительные суммы денег, иногда сотни тысяч долларов, переводились на эти банковские счета и снимались с них для оплаты расходов как внутри, так и вне Соединенных Штатов. Владимир Абаринов: Двое сообщников Марзука, Мохаммед Хамид Халиль Салах из Чикаго и Абдельхалим Хасан Абдельразик Ашкар, живущий в пригороде Вашингтона Александрии, были арестованы, но 16 сентября освобождены под залог в четыре миллиона сто тысяч долларов. Эту сумму собрала местная мусульманская община. Оба заявили в суде о своей невиновности. Министр юстиции, объявляя об успехе своих подчиненных, отметил благотворный эффект нового закона, принятого после 11 сентября 2001 года в целях борьбы с террором. Джон Эшкрофт: Расследовать это дело было бы гораздо сложнее, не будь у нас каналов обмена информацией, появившихся благодаря Патриотическому акту. Информация, полученрая разведывательным сообществом и переданная правоохранительным органам, имела критически важное значение для завершения этого расследования и предъявления обвинений. Владимир Абаринов: Следует добавить, что фонд Holy Land, крупнейшая мусульманская благотворительная организация Америки, в судебном порядке оспаривает решение о замораживании своих счетов, утверждая, что не имеет никакого отношения к финансированию террора. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
