Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
26.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[17-11-02]
Разница во времениАвтор и ведущий Владимир Тольц
Мирослав Зикмунд: история незавершившегося путешествия и ненаписанной книги-"Причину такого гигантского экономического кровотечения в СССР мы видим в принципе и практике планирования. Оно убедительно опрокидывает представления о научности советского экономического планирования..." -"На столе всегда стояло три или четыре микрофона, а один из них был напрямую связан с Москвой..." -"Недавно случилось так, что приехал один из моих хороших чешских друзей в Сибирь. Они сказали: "Мы приехали из Чехии". - "Из Чехии? Там Ганзелка и Зикмунд". Для меня это свидетельство того, что нас после сорока лет все-таки еще люди знают..." На своих "Татрах" они объехали полмира. Африка, Южная Америка, Азия, Европа, Австралия, Океания. Более ста стран. В своих путешествиях они снимали фильмы и написали о них три десятка книг, переведенных на 19 языков. Только на русском общий тираж их сочинений около двух миллионов экземпляров. Целое поколение жителей одной шестой суши, многие из которых не бывали даже в столице своей необъятной родины, именно из их книг узнавали об "Африке грез и действительности", о Yerba Mate - традиционном напитке Аргентины и Парагвая, о Бразилии, которую как у Киплинга, им не видать было "до старости моей". Только в СССР путешественники были четыре раза - в 1954-м, 1958-м, 1962-м и с сентября 63-го по ноябрь 64-го года. Собирались приехать еще в 67-м или 68-м, а потом написать свою большую книгу о Советском Союзе. Но не приехали и не написали. Написали они нечто другое. Короткое сочинение, содержащее анализ экономического и социального положения советской территории между Дальним Востоком и Уралом. Озаглавлено тоже кратко СО-4 (СО означало "спецотчет"). На каждой странице его - гриф "секретно". А писалось это спецсочинение, как утверждается в предисловии к его чешскому изданию, "по непосредственной инициативе Брежнева". Впрочем, как это часто бывает, в жизни все обстояло не так, как написано в книжках. Мирослав Зикмунд: В 64-м году был снят Хрущев, и этот момент я очень хорошо помню: мы жили в отеле "Ленинградская" и в час ночи нам позвонил один наш хороший знакомый, с которым мы познакомились в Западном Ириане. Это был Сталкин, корреспондент не то "Правды", не то "Известий". Он взволнованно сказал: "Ребята, вставайте, я приеду к вам через полчаса и вы узнаете от меня потрясающую новость". Но наш телефон прослушивался КГБ и поэтому еще до него у нас появились гэбисты и хотели знать, кто нам звонил. Вот от этого правдиста мы и узнали, что утром все газеты сообщат о падении Хрущева По причине слабого здоровья... Владимир Тольц: Это один из всемирно-известной пары чешских путешественников - Мирослав Зикмунд. 7-го ноября я приехал к нему в Злин, чтобы расспросить про его с Иржи Ганзелкой путешествия в СССР, про книгу, которую они собирались написать о Советском Союзе и про секретный <спецотчет>, который таки написали... Мирослав Зикмунд: Мы начали писать его еще в 64-м году до падения Хрущева, но теперь часто приходится слышать, что спецотчет заказал у нас Брежнев. Это неправда. (Даже в некоторых энциклопедиях так пишут.) А дело было так. Наше второе путешествие в СССР в 1959-64-х годах мы совершали под патронажем Чехословацкий Академии наук. В то время мы уже были убеждены, что у нас существуют огромные диспропорции между официальной политикой и правдой. В 1960-м году мы на месяц прервали наше путешествие по Индонезии и вернулись в Чехословакию, чтобы как можно быстрее отдать наши документальные фильмы чехословацкому телевидению. И тогда нам представилась возможность встретиться и поговорить с нашими тогдашними партийными руководителями, включая президента Академии наук. После часовой беседу он сказал нам: "Господа, то, что вы вытворяете в беседах с партийным руководством - это все равно, что дразнить быка на арене". И он посоветовал нам вместо этих разговоров написать им секретные доверительные отчеты. И мы написали Спецотчет № 1 - об Индонезии, № 2 - о Западном Ириане, № 3 - о Японии. Четвертый - об СССР. Эти отчеты мы писали по собственной инициативе. Но высказать тогда критические замечания о Советском Союзе - это было, как положить голову на плаху. Владимир Тольц: Из секретного отчета Зикмунда и Ганзелки о поездке по Советскому Союзу: <До сих пор не устранены структурные деформации времени сталинского культа в партийной и общественной жизни. Партия стала во многих отношениях инструментом Сталина. Этому помогал менталитет простых советских людей, сформировавшийся веками исторического развития, людей, не познавших буржуазной демократии. Жертвы сталинских репрессий представляют собой фантастическую физическую и интеллектуальную силу, которая была загублена, а все развитие заторможено.> Владимир Тольц: В качестве последствий этой трагической ситуации Ганзелка и Зикмунд выделяют следующее: "Во-первых, оказалась стертой грань между правдой и ложью. Во-вторых, в отношениях между людьми массовый террор привел к лицемерию и притворству. В сфере социальной и культурной - к стагнации науки и искусства, введению жесткой административной системы, и монополии на информацию". В результате, в своем адресованном Брежневу секретном отчете чехословацкие путешественники прямо констатируют "фактическую схожесть" советского режима "с другими диктатурами". По их мнению, и советское прошлое, и настоящее деформируют нормальные и отношения между людьми. <Эта область более всего пострадала от трагического сталинского периода. Десятилетия террора и всеобщего страха перед непредсказуемостью органов госбезопасности, многолетнее чувство бесправия и бессилия, непонятные, но всюду якобы присутствующие "измена" и "предательства", каждодневная противоречивость слов и дел "сильных мира сего" оставили неизгладимый след на этике, частной жизни советских людей и на их взаимоотношениях.> При всей, в общем, безжалостности этого пунктирного коллективного портрета советского народа важно, думаю, подчеркнуть, что его авторы именно тогда, во время своего советского путешествия, этот народ искренне и навсегда полюбили. И похоже, простые советские люди ответили им тем же. 7-го ноября 2002-го года Мирослав Зикмунд рассказывал мне. Мирослав Зикмунд: Полгода назад меня здесь посетил кинорежиссер Соучек, который снимал фильм о чехословацких легионерах в Сибири, о таких вещах раньше нельзя было говорить в Советском Союзе. Он приехал в Листвянку на Байкале и заснял интервью с женщиной, которая знала нас в молодые годы. Я когда увидел это интервью, то у меня слезы выступили на глазах. Эта женщина, Валентина Ивановна Галкина, с абсолютной точностью вспоминала, как Ганзелка и Зикмунд приехали в Листвянку, какая это была беседа, как мы отвечали на вопросы, которые участники зачастую боялись выговорить. Она вспоминала все это с большой силой, теплотой и восторгом. Владимир Тольц: Эта взаимность добрых чувств и помогала постичь чешским путешественникам особенности национального характера советских аборигенов. И, опираясь на обретенное знание, Ганзелка и Зикмунд утверждают в своем секретном отчете для Брежнева: "Таинственная русская душа - это бессмыслица. На самом деле русская душа до дна прозрачна, но на ней - страшные вековые шрамы". Все это писалось чехословацкими путешественниками в 64-м, под занавес хрущевского правления, проходившего под флагом "борьбы с культом личности" Сталина. (Насаждавшийся сверху культ личности самого Хрущева, как и недовольство им в разных слоях общества, достигли к той поре своего апогея.)
Мирослав Зикмунд: Через три дня после падения Хрущева, на Землю вернулись советские космонавты, и мы получили приглашение в Кремль. Там мы познакомились с Брежневым. Он буквально поверг в ужас, когда сказал: "Мне хорошо известны все ваши разговоры, которые вы вели от Владивостока до Москвы". Дело в том, что во время нашего путешествия мы прочитали сотни лекций для членов партии. На столе всегда стояло три или четыре микрофона, а один из них был напрямую связан с Москвой. Брежнев, а до него Хрущев, знали каждое наше слово, а мы об этом понятия не имели. И тогда Брежнев нас спросил: "Скажите, товарищи, а когда мы сможем прочитать такой же отчет об СССР, какой вы написали о Японии и Западном Ириане? Напишите и о Советском Союзе?" Как и у Иржи Ганзелки, так и у меня пошел мороз по коже. Мы и понятия не имели о том, что Брежнев, а до него Хрущев держали нас под микроскопом. Владимир Тольц: Стоит, пожалуй, отметить, что слова уважаемого пана Зикмунда о микрофоне, который "был напрямую связан с Москвой", скорее метафора, нежели адекватное отражение технических деталей советского прошлого. Мои радиоколлеги в России не раз рассказывали мне, что организация прямой трансляции на бескрайних советских просторах и позднее (в более ответственных ситуациях) была для них беспредельно сложна, а порой и неосуществима. Ну, а в данном случае это и ненужным было: "стук" в Советском Союзе, как известно, распространялся со скоростью звука. И Ганзелка с Зикмундом это прекрасно понимали. Мирослав Зикмунд: По всей трассе от Владивостока до Москвы в наших машинах ехали с нами какие-то "сотрудники" Академии наук СССР. Это были, конечно, Сотрудники КГБ. Открою вам секрет. Наш старый знакомый проник в какой-то московской архив, теперь они снова стали недоступными. В начале 90-х годов он приехал ко мне в Злин и сказал: "Я читал часть отчетов этих ваших сопровождающих лиц. Их отчеты гораздо толще, чем ваш спецотчет № 4". Владимир Тольц: Ну, а тогда они не без иронии записали в своем отчете: "Помощь советских товарищей из Центра была безграничной. Наши сопровождающие почти ежедневно информировали ЦК и МВД о ходе и работе экспедиции. Сначала стиль работы был таков, что видели мы многое, но не много. Это был смотр успехов, в большинстве случаев очень идиллический, почти беспроблемный. Результатом такого смотра стало: во-первых, оторванность от жизни, во-вторых, масса времени проводилась за столом, где ели и пили, много говорили, а мы испытывали муки совести, так как не выполняли главное задание экспедиции - узнать и понять все до дна. В-третьих, чрезвычайно формальные встречи. Нам объясняли - "так принято". Нас бесконечно восхваляли за нашу предыдущую работу, но не давали возможности новой активной и полезной работы. Владимир Тольц: В сегодняшней передаче всемирно-известный чешский путешественник Мирослав Зикмунд рассказывает о своих с Иржи Ганзелкой путешествиях по Советскому Союзу, которые они мечтали описать в книге. О книге, которая никогда не была написана (об этом позднее), а написан был секретный отчет для крайне ограниченного круга высокопоставленных лиц. И первым из этих "ограниченных" товарищей был главный друг чехословацкого народа товарищ Леонид Ильич Брежнев. Чешский же оригинал был направлен президенту Чехословакии Антонину Новотному, а копии - секретарям ЦК КПЧ. Мирослав Зикмунд: И вот мы написали отчет, не задумываясь о том, понравится он Брежневу или нет, и это была уничтожающая критика тогдашнего Советского Союза с точки зрения политики, экономики, морали и так далее. Сегодня, сорок лет спустя, я, конечно, вижу наивность некоторых положений, особенно вступления, где мы ссылаемся на Ленина. Но это была единственная возможность, как изложить наши мысли и при этом не попасть в тюрьму. Когда мы закончили отчет, Иржи Ганзелка переехал на жительство в Прагу, до этого он жил в Злине, в соседней вилле, и я остался здесь один. В Праге Иржи пошел на Главную почту и сказал девушке в окошке: "Я хочу послать телеграмму Брежневу". Она ответила "Вы это серьезно?" А дело в том, что когда в Кремле мы говорили с Брежневым с глазу на глаз, то договорились, что когда отчет будет готов, мы пошлем ему телеграмму, и он вызовет нас на дачу, и мы обо всем этом будем говорить. Иржи написал: "Москва, Л.И.Брежневу. Обещанный отчет готов. Сообщите, когда можем вылететь в Москву. Г. и З.". Девушка прочла телеграмму и потребовала у Ганзелки паспорт. Потом испуганно заявила: "Я это не могу послать". Тогда Ганзелка сказал: "Покажите мне закон или указ, по которому запрещено телеграфировать Брежневу". Тогда она приняла телеграмму. На второй день - я тогда приехал в Прагу - к нам прибежал Иван Иванович Удальцов - заместитель посла Червоненко, с которым мы познакомились в Москве. Он был багрового цвета. "Что вы себе позволяете? - завопил он. - Вы должны были прийти в наше посольство, и мы послали бы зашифрованную депешу в Москву". "Если бы мы обратились к вам, то Брежнев никогда бы не получил нашу телеграмму в руки", - возразили мы. На третий день опять прибежал Удальцов, и мы сказали ему: "Пошли зашифрованную депешу - вопрос: когда нам прилететь в Москву? И мы полетим на один день". После этого он пришел к нам опять, теперь уже не кричал, а церемонно заявил, что товарищ Брежнев передает нам привет, и что через 14 дней он сам приедет в Прагу на 13-й съезд КПЧ, как глава делегации, и тогда мы сможем отдать ему наш отчет. И там мы ему действительно вручили наш отчет, и он рукопожатием скрепил свое обещание никому не давать его читать, пока он сам не ознакомится. Но мы не знали тогда (это позже нам рассказали), что Брежнев был ужасно ленив, он ленился читать и отдавал все своим помощникам. Отдал он и наш отчет, а они, как во времена Цезаря, указали большим пальцем вниз... Владимир Тольц: Я не знаю, кто из помощников "указал большим пальцем вниз". Может и Сам Леонид Ильич с чьей-то подачи... С чьей? А вот читать он действительно не любил. Как известно, был он не читатель, а писатель. Много лет спустя о творческом методе советского генсека мне рассказывал в одной из передач его было помощник Александр Бовин. Александр Бовин (Из передачи "Под псевдонимом <Брежнев> "): С образованием у него было тяжеловато, книжки он читать не любил. Вместо книжек у него другая была метода - он беседовал с людьми. Источники его информации - это люди. Вместо того, чтобы читать какую-нибудь толстую книжку, посвященную, например, Польше, он беседовал с людьми и сто-то узнавал. Владимир Тольц: Но ни с Зикмунтом, ни с Ганзелкой Леонид Ильич так больше и не побеседовал. Они-то планировали посетить Советский Союз в 67-м или в 68-м, а потом засесть за книгу. Получилось иначе. В августе 68-го советские приехали в Чехословакию сами, так сказать, "с ответным визитом". На танках. Так закончились советские путешествия Ганзелки и Зикмунда. ...В свое время их имена в СССР были у всех на слуху. В одной из своих темпераментных речей их упомянул даже Хрущев. Для нескольких поколений советских людей их книги стали окном в громадный и недосягаемый внешний мир, а слившиеся в общественном сознании воедино фамилии авторов-пилигримов - неким литературным символом и эталоном качества. Неслучайно Сергей Довлатов, к примеру, рассуждая о литературном процессе в эмиграции, высказался о творчестве двух наших с ним коллег так: "Лишь Вайль и Генис по-прежнему работают талантливо. Не хуже Зикмунда с Ганзелкой. Литература для них - Африка. И все кругом - сплошная Африка. От ярких впечатлений лопаются кровеносные сосуды... Но пишут талантливо". Да и теперь в России их помнят. Вспоминают по разным поводам и их поездки по СССР. И "показуху", которую тогда устраивали. Вот, к примеру, посетил Путин пару лет назад Камчатку, и я прочел в газете воспоминания тамошнего старожила: "Знаете, а встреча Президента напомнила мне, как когда-то, в очень давние времена сюда приезжали на автомобиле чешские путешественники-"кругосветчики" Ганзелка и Зикмунд. И бедные камчатские школьники с поломанными вениками ходили, подметали улицы, по которым должны были проехать гости Камчатки". Конечно, многое (но только не это!) изменилось с тех пор. Нет уже государства, оказавшего в 68-м "братскую помощь" чехословацкому "социализму с человеческим лицом", проехавшегося по этому самому "лицу" танками. Нет уже и "нормализованной" таким способом Чехословакии. Путешественники новой России побывали уже почти во всех тех уголках света, где некогда странствовали Ганзелка и Зикмунд. А новые поколения россиян не очень-то и знают, кто они такие. Именно для молодых, прежде всего, я и хотел бы дать краткую биографическую справку. Иржи Ганзелка (1920-го года рождения) и Мирослав Зикмунд, родившийся в 1919-м году, совершили свое первое большое путешествие в 1947-50-х годах. На легковой машине "Татра-87" они в 47-48-м пересекли с севера на юг африканский континент. Затем были страны Южной Америки. Свои странствия они описали в многочисленных сочинениях ("Африка грез и действительности", "Там, за рекою, - Аргентина", "Через Кордильеры", "К охотникам за черепами", "Меж двух океанов" и других). В апреле 1959-го года Ганзелка и Зикмунд отправились в новое большое путешествие, рассчитанное на пять лет. За это время их экспедиция в составе четырех человек на двух автомашинах "Татра-805" проехала по более чем сорока странам Европы, Азии и Австралии. Новые впечатления нашли отражение в книгах "Турция: минареты, финики, золушки", "Кашмир: долины у неба", "Тысяча и две ночи", "Суматра - надежда, не имеющая очертаний" и многих других. Всего 143 издания. Общий тираж их сочинений - шесть с половиной миллионов экземпляров. Кроме того, они сняли о своих путешествиях четыре полнометражных фильма и 147 короткометражек для телевидения. За свои заслуги удостоены многих наград. В 1963-м году они начали свое большое путешествие по СССР, вступили в Компартию Чехословакии, в год "пражской весны", в 68-м, были избраны делегатами на 14-й съезд КПЧ. Они были активными сторонниками преобразований 68-го года - "людьми Дубчека". Таких на съезде было большинство, но он проходил уже подпольно и без Дубчика. В Праге уже были советские танки, а арестованный вместе с другими возглавителями "пражской весны" Александр Дубчек был насильственно вывезен в Москву. На съезде, проходившем в пражском районе Высочаны, делегаты осудили советскую оккупацию, а Ганзелку и Зикмунда избрали в ЦК. Но решения съезда по требованию "Старшего Брата" вскоре объявили недействительными, а все высочанское ЦК немедля разогнали, а вскоре и исключили из компартии. С 69-го Ганзелка, который за год до этого был одним из кандидатов на пост Президента ЧССР, работал садовником в Праге. Много спустя, уже после "бархатной революции", он стал таки советником правительства Чешской республики. Сейчас (давно уже) болен. И, пользуясь случаем, я хочу пожелать ему скорейшего выздоровления. Мирослав Зикмунд по-прежнему в Злине, маленьком городке в Южной Моравии, где раньше они с Ганзелкой жили в соседних домах. 20 лет, с 69-го по 89-й, им было запрещено выезжать из страны и издавать книги. Но об этом - позднее. А сейчас давайте вернемся в тот самый Злин, куда мы вместе с Нэлли Павласковой ездили, чтобы повидать Мирослава Зикмунда. Вернемся к его рассказу об их с Ганзелкой незавершившемся советском путешествии. Мирослав Зикмунд: Первый раз мы были в СССР в 1954-м году, как члены делегации деятелей культуры, у которой была заранее разработана программа пребывания: фабрики, музеи в Москве, мы с удовольствием посетили в Ленинграде картинную галерею, потом мы были в Тбилиси и в Армении. На этом маршруте мы часто посещали винные погреба в Армении, под Араратом. И при этой поездке мы практически не встретились с нормальными людьми. Позже мы узнали, что означает слово "показуха". Когда потом, через десять лет, мы проехали Советский Союз с востока на запад, мы как могли защищались от этого стиля. И здесь я не могу не рассказать вот что. Мы приближались к советским берегам на большом теплоходе "Орджоникидзе", шедшим из Иокогамы до Находки, потому что Владивосток был закрытый порт. По мере приближения к пристани на теплоходе началось какие-то волнение, и мы решили, что наверное с нами плывет какой-нибудь японский министр или какая-нибудь шишка. На моле стояли тысячи людей, с цветами, с фотоаппаратами, кинокамер было штук двадцать. И все они ждали Ганзелку и Зикмунда. И тогда мы поняли, что наше пространство будет ограничено, и что показуха, которую мы знали с 54-го года, будет продолжаться. Встречающим нас секретарям обкомов и горкомов мы говорили, что наше путешествие проходит под патронажем чехословацкой и советской академий наук, что два года назад мы в Москве обо всем договорились, и о главном - что нам будет представлена полная свобода, и что мы сможем ходить всюду, куда захотим. Что мы знаем русский язык, что у нас есть две машины, где мы можем ночевать, что нам не нужны сопровождающие. Из всех ста стран, которые мы посетили к тому времени, только в Сирии их МВД навязало нам сопровождающих лиц в поездке из Дамаска в Деризон на Тигре. Но эти наши слова никто слушать не желал. Мы говорили: "Мы только что пробыли восемь месяцев в Японии, и так как мы не говорили по-японски, то наняли там студента, говорящего по-английски, заплатили ему, и он ничего от нас не скрывал. Мы приезжали в далекие деревни и там могли говорить с кем угодно, никаких препятствий не было". Зимой в Иркутске ударили 35-градусные морозы, не было смысла продолжать работу, камеры останавливались и фотоаппараты замерзали, и мы уехали в Чехословакию. Это было зимой 63-го года, а в апреле 64-го мы вернулись". Владимир Тольц: Из спецотчета № 4, адресованного Ганзелкой и Зикмундом Брежневу, Новотному и секретарям Компартии Чехословакии: "В СССР фантастические ресурсы: новые открытия вольфрамовой руды с 90% чистого металла. Запасы на миллионы лет. В Шкотове 20 метров над поверхностью - слой черного угля, над ним каолин. Фантастическое богатство Якутии обследовано на одну треть. Кальций-флуорид для ракет и атомных реакторов. Забайкальские месторождения неисчерпаемы, богатейшие руды. Чистого золота - сказочное количество. Эти цифры абсолютно засекречены, поэтому мы их не приводим, но мы видели много золотодобывающих шахт, видели Удокан, где три года назад нашли самые крупные в мире залежи меди. Руда в Тальнахе. Огромное количество лосося и икры. Вместе с тем нерациональное использование экономических возможностей, отсталая сфера услуг, бездействующие машины, недостроенные заводы, потери рабочей силы и материальных ресурсов, безалаберное отношение к времени. Пример: два года назад в СССР был недостаток цемента. Мы посетили гигантский цемзавод в Спасске (Приморский край). Склады ломились от перепроизводства, но на разбитой дороге ломались машины. Тамошняя жизнь представлялась нам, как огромный могучий автомобиль, водитель которого одной ногой жмет на газ до отказа, а другой нажимает на тормоз. Одновременно!". Владимир Тольц: Между прочим, при всей засекреченности <Спецотчета № 4> информация о нем из Кремля утекла и причудливым образом уже весной 68-го года вписалась в русскую и мировую культуру. А произошло это благодаря двум будущим Нобелевским лауреатам, двум советским академикам - Петру Леонидовичу Капице, с которым Ганзелка и Зикмунд были знакомы, и неизвестному им тогда Андрею Дмитриевичу Сахарову (он был гораздо секретнее их <Спецотчета № 4>) Из воспоминаний Андрея Сахарова: "Во время наших встреч Капица показал мне рукопись книги известных путешественников Ганзелки и Зикмунда о путешествии по СССР, присланную ему авторами. Их богато иллюстрированные фотографиями книги о путешествиях в Африку, Южную Америку и другие страны много издавались в СССР, но тут "вышла осечка". Хотя книга написана с большой симпатией к нашей стране, но в силу многих откровенных замечаний и наблюдений таких сторон жизни, которые обычно не попадают в поле зрения туристов, а нам примелькались, она оказалась неприемлемой для цензуры. Ганзелка и Зикмунд пишут о непостижимом расточительстве, в особенности по отношению к природным ресурсам и продуктам людского труда, о том, как под колесами тяжелых грузовиков превращается в пыль антрацит, которого хватило бы на всю Чехословакию, об армиях партийных чиновников, их некомпетентности. Поездка Ганзелки и Зикмунда пришлась на момент отставки Хрущева; с сарказмом пишут они, как "чиновники выстраивались в очередь для присяги новому руководству". В какой-то форме фактически Ганзелка и Зикмунд пишут о закрытости страны, об ее информационной глухоте и немоте. Из них книги я заимствовал сравнение нашей страны с автомобилистом, одновременно нажимающим на газ и на тормоз". Владимир Тольц: В Советском Союзе середины 60-х годов чехословацких путешественников поразило сохранение многих концепций, привычек, автоматизма мышления и обычаев сталинского времени. В советской экономике их особенно впечатлила категория "плановых потерь на производстве". Из <Спецотчета № 4>: "Например: дилетантизм и равнодушие на Амуркабеле в Хабаровске. Пятый год директора говорят: "Осваиваем". Лесопромышленный комплекс в Хоре (Хабаровский край) располагает прекрасным таежным деревом, но столярное производство как десятилетия назад. Белогорск у Благовещенска (Амурская область) - силикатный завод устарел уже при постройке, доменная печь обрушилась на торжественном испытательном пуске. Разбивают кирпич при сбрасывании его с грузовиков. В Междуреченске Кемеровской области добывают кокс (его калорийность 7000-9000 калорий) лишь бы получить премии. А эти премии дают за уничтожение национального богатства. Добытый уголь растаптывается машинами. Тысячи кубометров первоклассного леса загнивают на отмелях рек, годами там лежат без внимания. А еще тысячи кубометров мешают в лесу, потому что торчат там в виде пней высотой больше метра. Печален вид яблоневых садов на Урале и в Средней Азии. Никто, без исключения, не умеет подрезать ветви, и яблони растут, как веники. В Голодной степи на полях стояли комбайны, а комбайнеры сладко спали под ними. По нашей просьбе они продемонстрировали (а мы засняли на пленку) уборку урожая, а потом снова залезли под комбайны и погрузились в сон. В 1962-63-м годах на целине было потеряно полмиллиарда новых рублей. На рыбокомбинате в Усть-Камчатске на один человеко-день приходилось в 1928-м году 68,8 килограмма обработанной рыбы, а в 1963-м году - 30,8 килограмма. В Жупановке (Камчатская область) - лучшая сельдь в мире. Но отрыв пятикилограммовую банку с этим настоящим деликатесом, видишь такое, что теряешь аппетит. Причину такого гигантского экономического кровотечения в СССР мы видим в принципе и практике планирования. Оно убедительно опрокидывает представления о научности советского экономического планирования". Владимир Тольц: Сравнение советской действительности с миром (а объехавшие его чехи могли легко это сделать) было не в пользу страны, начальнику которой они адресовали свой секретный отчет. "Услуги на уровне развивающихся стран. Если западное общество можно назвать обществом массового потребления, то советское - это общество массового доставания, массового спроса и очередей, обществом поиска нужных вещей. В 1953-м году во всей Сибири было только 47 километров асфальтовых и бетонных дорог. Недоступное богатство - это не богатство! Ежегодно прямые потери составляют три миллиона новых рублей вследствие плохих и недостаточных дорог". Владимир Тольц: Не понравилось Ганзелке и Зикмунду в СССР многое: транспорт и бездорожье, в результате которого страна теряла ежегодно три миллиона тогдашних рублей, тотальная "показуха" и лживость аппаратчиков, качество жизни которых было несопоставимо с жизнью простых людей, шапкозакидательство (секретари обкомов с гордостью говорили им "Мы - страна большая!", как будто в этом была их заслуга), идеологическое оболванивание и пустота лозунгов... И при этом очень понравились простые люди. Без малого сорок лет спустя после их последнего советского путешествия Мирослав Зикмунд взволнованно говорил мне в Злине, что таких открытых, щедрых и бескорыстных людей как в Сибири они с Ганзелкой никогда до этого не встречали. Мирослав Зикмунд: В Иркутске мы познакомились с Евгением Евтушенко. В то время он был в немилости, не мог некоторое время печататься и выступать. Мы вместе поехали на ангару, а Братскую ГЭС. Там выступал Евтушенко. И я до сих пор слышу треск выбитого стекла, столько народу хотело порваться на его выступление, что давили стеклянные двери. Он произвел на меня ошеломляющее впечатление. Свои стихи он читал наизусть, извергал их, как Везувий. И когда в 68-м году после советской оккупации Чехословакии я вернулся в Злин из Праги, я по-русски выступил в новой злинской студии, где в театре была новая прекрасная аппаратура. Это была десятиминутная речь, с которой я обратился к Брежневу, к Капице, к Евтушенко. Это была эмоциональная речь, где я требовал от Брежнева, чтобы он прекратил оккупацию, если он хочет спасти свою репутацию, если не хочет вырыть себе могилу и не хочет унижать Чехословакию - то пусть лучше немедленно покинет страну. Спустя несколько лет я узнал, что это мое выступление слышал Женя Евтушенко, он был тогда в отпуске на Кавказе и написал в ответ свое знаменитое стихотворение "Танки идут по Праге".
...Пусть надо мной без рыданий
После 68-го года мы вместе с небольшой горсткой чехословацких писателей назвали во всеуслышание "братскую помощь" оккупацией. Тем самым мы подписали себе приговор на 20 лет. Нам было запрещено издавать книги, выступать по радио и телевидению, запрещено выезжать за границу - нас, путешественников, посадили в клетку, за ограду. Годы мы писали в ящик. Но когда пишете в ящик, то у вас нет обратной связи с читателями, с издателями, никто вас не подгоняет, из редакции не звонят и не ругаются: почему не сдаете рукопись, где корректура? И у вас нет стимула писать. Поэтому за исключением спецотчетов мы ничего не написали не только о Советском Союзе, но и о Японии, об Индонезии. А сегодня писать о бывшем Советском Союзе - исключено. Первые полгода, когда покидаешь страну, все помнишь, все детали, все встречи и все само ложится на бумагу, но писать сорок лет спустя нет смысла. Потому что люди, страна совершенно изменилась. Я в этом убедился, когда в 96-м году снова поехал в Россию. Это совершенно иная страна. Владимир Тольц: Да, советского путешествия Ганзелке и Зикмунду никогда уже не завершить. Потому хотя бы, что той страны, о которой они некогда писали свой секретный отчет и так и не написали книгу, - Советского Союза, - уже нет. Русское путешествие 96-го года уже нечто другое... Беседуя с паном Мирославом Зикмундом я отметил, что это ему ведь не впервой: уезжать из одного государства, а возвращаться в совершенно другое. Мирослав Зикмунд: Это очень интересный вопрос, мало кто мне его сформулировал в такой форме, как вы. Мы часто с Ганзелкой говорили, что мы родились в удачное время. Если бы мы уехали в первое путешествие несколькими месяцами позже (если бы дольше готовились), то никто бы и не узнал о Ганзелке и Зикмунде. А мы уехали за девять месяцев до так называемого <Победоносного Февраля>, то есть политического коммунистического путча. И это - начало всего остального... В пути мы видели четыре первомайских праздника. Первый был в Претории, где не было колонн демонстрантов и танков. Это была студенческая забава. Было очень весело. Второй Первомай мы увидели в Буэнос-Айресе перед президентским дворцом во время диктатуры Перона. На площади стояла многотысячная толпа, а на балконе - Эвита Перон, я ее видел собственными глазами. Третий Первомай был в Коста-Рике. Этот день мы провели с рыбаками и делали то, что делали в этот день все люди в Москве - просто выпивали. И это тоже было весело. Четвертый Первомай мы видели в Праге. Мы вернулись в 50-м году из свободного, демократического мира и вдруг попали в страну, где через год прошел крупнейший политический процесс, после которого казнили Сланского и 11 других невинных людей. Но в этот Первомай 1950-го года нас пригласили на трибуну, расположенную внизу Вацлавской площади. И я никогда не забуду, как от Музея, сверху, катились многотысячные колонны, как через каждые двести метров стояли духовые оркестры, и синкопы были слышны внизу на трибунах. Над головами людей плыли тысячи Ленинов, тысячи Сталинов, тысячи Марксов и Готтвальдов, огромные плакаты переливались из стороны в сторону, и я спросил себя: "Боже, что происходит, в какую страну я вернулся?".
Владимир Тольц: Мы беседовали с Мирославом Зикмундом 7-го ноября. Раньше в Чехословакии, уподобленной Советскому Союзу, этот день тоже был праздником. Теперь нет. Да и в России 7-го теперь все иначе. И все-таки по старой традиции я спросил пана Мирослава, что бы он хотел сказать в этот день старым и новым людям в новой России? Мирослав Зикмунд (по-русски): Знаете, сорок лет - длинное время. Я сомневаюсь, что большинство из наших друзей, которых мы встречали, уже не живут. Может быть, передали свои впечатления своим детям или внукам. Недавно случилось так, что приехал один из моих хороших чешских друзей в Сибирь, и им сказали: "Мы приехали из Чехии". - "Из Чехии? Там Ганзелка и Зикмунд живут". Для меня это свидетельство того, что нас после этих сорока лет все-таки еще люди знают и вспоминают. Так что, что передать? - Сердечный привет всем внукам или детям, родителей или бабушек и дедушек, которых мы встречали, чтобы они пользовались свободой - это мое желание! - о которой их отцы или бабушки и дедушки ничего не знали... |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
