Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
27.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Русские ВопросыАвтор и ведущий Борис ПарамоновКузен Иван и внучка НинаУ американцев весьма странная манера одеваться; не лучше ли было б сказать - раздеваться? Главная установка - на минимум одежды. Вечерние платья богатых светских дам должны оголять по определению, но раньше это касалось только верхней части фигуры, ныне же соответствующие туалеты описываются пушкинской строчкой - "И с ног, и с плеч обнажена". Тем более что нынешние клеопатры в основном из голливудских кинозвезд, а им ли скромничать в демонстрировании своих красот? Вообще говорить об от кутюр нам ни к чему - речь идет о подавляющей массе американцев, в одежде принципиальных минималистов. Стоит в декабре в Нью-Йорке проглянуть солнышку и термометру подняться, скажем, до +17 по Цельсию (а такое в Нью-Йорке бывает), как тут же половина населения выходит в майках и шортах. Сейчас вот осень идет к концу, а всё еще встречаются шорты. Что касается шапок, так их вообще не признают, причем не только молодые, но и старые. Ледяной ветер, люди идут, замотав рты и носы шарфами, а голова голая (в советской армии сказали бы - пустая). Или: идет по Пятой авеню какая-нибудь "шикарная чмара" в собольей шубе, а на ногах - босоножки: это, можно сказать, зимняя униформа здешних дам. Я много раз задумывался по этому поводу и даже пришел однажды к выводу, что такое отношение к одежде, а вернее сказать, к атмосферным явлениям и временам года, есть часть пресловутого американского "хубрис", о котором так любят сейчас говорить в Европе. В популярном толковании, в расхожем ныне словоупотреблении хубрис - самонадеянность, самоуверенность. Хочется американцу выйти сегодня без пальто или теплой куртки или упомянутой дамочке продемонстрировать свой педикюр - они и выходят, несмотря на погоду. Погода - нечто внешнее, объектное, а здесь в цене субъектность, независимость, свобода личности. Американец не привык быть связанным чем-то внешним, активность исходит только из субъекта. Эту прикладную культурфилософию можно было бы развить и дальше, но мне в конце концов пришло в голову другое объяснение американскому одежному минимализму - не отменяющее первое, но охватывающее предмет в большей степени. Объяснение простое: давно уже всем известно, что в Нью-Йорке нет зимы как сезона, а есть зимние дни. Что уж говорить о южных штатах. Американцы не привыкли к зиме, не считаются с ней как с чем-то серьезным. Русского эмигрантского ребенка всегда отличишь и не глядя на его маму - по закутанности. Это касается, естественно, самых маленьких - школьники, подвергшись первым мощным воздействиям соответствующей субкультуры, этих заботливых мам быстро ставят на место. Это предисловие станет понятным, когда мы сейчас будем цитировать статью Джона Подгореца, синдикатированного колумниста, которого я читаю в достославной газете "Нью-Йорк Пост" - лучшем таблойде Америки. Это газета бульварно-желтая, но комментаторский материал в ней по-своему уникален: печатает серьезных консервативных авторов. В "Нью-Йорк Таймс" такого не прочтешь. Джон Подгорец - сын знаменитого Нормана Подгореца, бывшего когда-то весьма левым интеллектуалом, но потом резко сменившего вехи. Сейчас он, вместе с Ирвингом Кристоллом (который, кстати, тоже вырастил сына-консерватора, Билла), - один из столпов консервативной мысли. Джон Подгорец пошел в папу-позднего. Но вот что появилось, им подписанное, в "Нью-Йорк Пост" от 29 октября этого, естественно, года: "Есть разница между американским способом борьбы с терроризмом и тем, как это делают другие государства. Когда американские войска захватили боевиков Аль-Кайды в Афганистане, сотни их были посланы в лагерь на американской базе Гуантанамо, на Кубе, где их кормят (и хорошо кормят) в соответствии с религиозными диетическими предписаниями, разрешают молиться и дают время для физических упражнений. Когда русские спецназовцы решились действовать против чеченских террористов, захвативших заложников в московском театре, они накачали газ в систему вентиляции, приведя террористов в бесчувствие. И пока те были без сознания, русские застрелили их. Пятьдесят человек. В голову, намертво. Контраст между двумя способами действия должен заставить каждого американца еще раз на минуту задуматься о том, что это значит - быть американцем. И поблагодарить Бога за волшебную привилегию родиться или обрести дом в этом сияющем городе на горе. Русский спецназ убил спящих чеченских террористов, безусловно, для того, чтобы не оставалось повода для других террористических актов. Если б Россия взяла этих чеченцев под стражу, другой захват других заложников был бы возможен - для освобождения первоначально арестованных. Примитивная, варварская расправа заставляет с грустью почувствовать, что глубокий инстинкт кровожадности в российских вооруженных силах не исчез с окончанием холодной войны. Всё это неверно и с практической точки зрения. Американцы держат пленников в Гуантанамо не в последнюю очередь, чтобы получить от них информацию, могущую быть полезной для дальнейшего ведения войны с терроризмом. Кто знает, что могли бы узнать русские от чеченцев, оставь они их в живых. Теперь такая информация навсегда утеряна. Но главным образом события в Москве показывают нам, каким путем Америка не будет бороться с терроризмом. На какую тропу не ступит Америка в войне с терроризмом. Гуманное обращение с пленниками Гуантанамо позволяет видеть, что мы доказали свою веру в нравственный миропорядок". Статья называется "Русские методы не для США": по-американски U.S., что можно прочитать как "us", то есть "не для нас": попутный и тем более уместный каламбур, oжививший серьезную тему. Теперь вы понимаете, откуда возникает соблазн считать американцев людьми, не знакомыми с настоящей зимой? Весь консерватизм Подгореца-младшего мгновенно испарился, когда на Америку повеяло серьезными заморозками - когда она столкнулась с реальной опасностью, грозящей не где-нибудь за морем, а у себя дома, в том же Нью-Йорке. Фундаментальные права человека - всякого человека, в том числе террориста из Аль-Кайды, вышли на первый план у хорошо воспитанного американца. То есть воспитанного, прежде всего, в принципиально либеральном духе, каким бы политическим консерватором он ни считался. Нам наша манера одеваться важнее, чем ваша зима. Но времена всё же переменились, 11 сентября не осталось без последствий в американских умах. Об этом можно судить по письмам читателей по поводу статьи Джона Подгореца, напечатанных через день в той же газете. Джон Огандо, Байонна, Нью Джерси: "Пристрелив террористов, русские совсем не собирались сделать какое-либо заявление идеологического характера. Просто-напросто они ликвидировали угрозу взрыва заминированного театра. Союзники никогда не выиграли бы Вторую мировую войну, если б они действовали по указаниям Джона Подгореца. Мы должны встать в очередь, чтобы поучиться у грубых, но справившихся с ситуацией русских. Мы не можем позволить себе деликатно стучаться в дверь, за которой прячутся такого сорта люди. Мы должны действовать решительно и холодно, как кузен Иван". Хелен Льюис, Бруклин: "Хотя я согласна с Джоном Подгорецом во всем, что он говорит об американских нравственных ценностях, США выглядят слабее по сравнению с русскими в отношении борьбы с терроризмом. Единственное, что понимают исламские террористы, это силу и страх. Поскольку у Америки есть сила, постольку они будут с ней считаться. Те же, кто выйдет из лагеря в Гуантанамо без пули в голове, вынесут оттуда впечатление об американской слабости". Алан Смит, Ист Виндзор, Нью Джерси: "Америка захватывает террористов и создает им лучшую жизнь, чем у них была раньше. Либералы жалуются, что мы даем этим людям всё-таки недостаточно. Но дай им волю, и они нападут на нас снова. Русские захватили террористов и застрелили их. По крайней мере, эти террористы не причинят вреда в будущем". Кеннет Зиммерман, Хантингтон Бич, Калифорния: "Происшедшее ясно демонстрирует, что Россия не изменилась со времени коммунизма, с его крайней секретностью, дезинформацией, склонностью к насильственным действиям и неуважением к человеческой жизни". Как видите, один голос всё же был в пользу Джона Подгореца и в осуждение способов действия в Москве. Но вот что следовало бы отметить: даже либерально корректная "Нью-Йорк Таймс" в такой же подборке писем читателей о московских событиях опубликовала только те, что одобряли русских. Но еще через день "Нью-Йорк Пост" опубликовала еще один отзыв о московских событиях, более чем уравновесивший американских кузенов русского Ивана. На этот раз были приведены высказывания Нины Хрущевой, преподающей в Америке в некоей Нью Скул предмет, известный здесь под названием "международные дела". Вот что сказала внучка незабвенного советского вождя: "Путин вел себя ужасно. Никогда не вступать в переговоры с террористами - это правильно, но это требует инфраструктуры. Там не было опытного персонала на месте, ни центра сортировки больных, ни информации о противоядиях. Это типичный социалистический стиль, никогда не обладавший стратегическим мышлением. Русские медики знают только медицину, полиция - только правила, которые гражданам нельзя нарушать, министерства воюют одно с другим, никто не может принять решения, пока оно не придет с самого верха. Путин не может принимать решения о машинах скорой помощи. Но в России не привыкли думать самостоятельно. Пять дней взяло, чтобы сообщили о типе употребленного газа. Путин был кагебешным шпионом. Но шпионам нельзя верить никогда. Особенно когда речь заходит о таких ужасных событиях. О них уже сейчас не сообщают всего, что следует. Цензура возвращается в мою страну". А, собственно, в какую страну? - спросила газетчица: знаменитая госсип-колумнист, то есть ведущая колонку сплетен, Сэнди Адамс. Нина Хрущева живет здесь, в Америке. Ее последний муж был голландец. Сейчас она собирается замуж за американца. В ушах у нее бриллиантовые серьги, в руках - дорогая кожаная сумка. "Я русская, - говорит Нина Хрущева. - Я коммунистка. Но я капиталистическая коммунистка. Моя жизнь не оставляет желать лучшего. Мне нравится та свобода, что существует в этой стране. Это свободная страна, и я горда тем, что могу купить себе такую дорогую сумку. Я сделала выбор и буду жить в Нью-Йорке - самом волнующем городе мира". Когда слышишь такие высказывания, не хочется уже думать о предмете, касательно которого высказываются, - думаешь только о самом высказывающемся. Трудно встретить большее хамство или большую глупость. Того и другого достаточно. Внучка недалеко от деда ушла, обладавшего способностью ляпнуть что угодно и где угодно. Вся его политика состояла из таких ляпов. Нина Хрущева поддалась на крючок, как какая-нибудь уклейка. То, что она говорила по существу дела, - даже и правильно, но когда последовал провокационный вопрос: о какой стране вы говорите? - она понесла несусветную чушь. Ей показалось, должно быть, что идет непринужденная светская беседа, а ее тем временем раздевали. "Капиталистическая коммунистка" - это ж надо такое сболтнуть. А общий смысл ее разговоров: провалитесь вы все, а я буду чай пить. В Нью-Йорке. Американцам предстоит еще разное, но Нине Хрущевой кажется, что уж она вышла из зоны замерзания. Ее ждет вечная весна. Я хочу подчеркнуть, что речь у нас идет сегодня не об оценке происшедшего в Москве, а о реакции американцев на это, вообще об изменениях в их психологии. Пример Нины Хрущевой пришелся к месту хотя бы потому, что он показывает, какого рода мироотношение может сложиться в стране, всячески преуспевающей в экономическом отношении, богатой и благополучной стране. То, что в жизни бывают не только кожаные изделия марки Гуччи, в России очень хорошо знают на самых разных уровнях. Знает это и Нина Хрущева, должно быть, помнящая, как покатился колобком ее дед - в пасть лисам Политбюро. Но, попав в Америку, с правом работы, устроившись в какой-никакой, но вуз, она испытала приятное головокружение от успехов. Это самочувствие очень понятное: ты пользуешься всеми привилегиями американской жизни, а беды ее тебя вроде бы не касаются. Вот тут и важна разница между высказываниями американцев и Нины Хрущевой. Американцы уже поняли, что беды возможны и в Америке. Отсюда - внезапное ощущение родства с кузеном Иваном. Если б я был стопроцентным американским либералом, обеспокоенным (думается, зря) опасной для прав человека возможностью превращения страны в военный лагерь, я бы припомнил французскую пословицу Le cousinage est un dangereux voisinage.. Экскьюз май френч, как, рыгнув, говорят американцы. Примерный перевод: родство - опасное соседство. Либералы боятся одного, нелибералы - другого. Есть в Америке известный эстрадник, "комидиан", как тут говорят, долгие годы ведший по телевидению передачу "Политически некорректно" - Билл Маер. Он недавно выпустил книгу под двухэтажным названием: "Если вы едете один, значит, вы едете с Усамой". Он вспоминает там американскую поговорку: "Я не буду ждать, когда на меня обвалится дом". На нас обвалилось уже два, пишет Маер, имея в виду башни-близнецы Мирового Торгового Центра, - а мы всё еще не шевелимся. Американцам не хватает самопожертвования, говорит он, - а это то, что понадобится в ближайшее время. И здесь хочется рассказать об одной заметной книге, вышедшей недавно в Америке. Она называется "Война как обретение смысла жизни". Ее написал многолетний военный корреспондент "Нью-Йорк Таймс" Крис Хэджес. За последние пятнадцать лет он побывал в Ливии, откуда его выслали, попадал в засады в Центральной Америке, был ранен в Косово. Про него говорят, что война - его наркотик. Сам он пишет об этом так: "Есть что-то во мне - а, может быть, во многих из нас, - что заставляет предпочесть порой смертельную опасность рутине повседневной жизни. Соблазняет возможность пожить более интенсивной жизнью, остро ощущаемой во время войны, но кажущейся глупостью, когда война окончена". Но дело не в индивидуальной психологии, как бы ни была она интересной. Крис Хэджес строит настоящую философию войны, он понял ее миф. Прежде всего, война чрезвычайно упрощает мир, четко разделяя его на белое и черное, на добро и зло. Хэджес пишет: "Мы считаем доказанным, что наш враг больше не является человеческим существом. Себя же мы видим как воплощение абсолютного добра. Наши враги переворачивают наше мировоззрение, позволяя нам оправдать нашу собственную жестокость, в мирное время хотя и запрятанную, но не очень глубоко, а во время войны выходящую на поверхность. Это именно то, что происходит в большинстве войн, построенных на мифах. Каждая сторона дегуманизирует противника, низводит его к чистому объекту - в конечном счете, к трупу". Но это не главный соблазн войны. Парадоксально, она пробуждает также добрые чувства, буквально любовь - к своим, к соратникам и соотечественникам. Война не только порождение Танатоса, но и мощный источник Эроса. "Мы верим в благородство и героическое самопожертвование, требуемые войной, особенно когда мы ослеплены ее наркотическим действием. В общей борьбе мы обретаем совместно разделяемое чувство значимости и цели. Война заполняет нашу духовную пустоту. Это качество, общее войне и любви, ибо в любви мы тоже способны предпочесть верность и самопожертвование -безопасности". Вот это и есть главный миф войны: не тот, что дегуманизирует врага, а тот, что внушает любовь к союзнику, к соратнику, пробуждает знаменитое "окопное братство". Так можно понять Криса Хэджеса: добродетели войны столь же лживы, как и ее негативы. По сравнению с этим фундаментальным выводом незначительным кажется другой, предлагаемый Крисом Хэджесом: что войны не рождаются, а делаются, являются фабрикацией режимов, не способных к какой-либо позитивной политике. Конечно, эта книга пришлась очень ко двору либеральной Америке, больше всего обеспокоенной сейчас перспективой войны в Ираке. Либеральная пресса и нахваливает Хэджеса. Но книга эта не так бесспорна, как хочется думать, - несмотря на все ее психологические проникновения. Крис Хэджес испытывает к войне влеченье - род недуга, и не думает скрывать этого, но этот индивидуальный опыт, при всех его возможностях в исследовании предмета, не может считаться исчерпывающим для окончательной оценки такого грандиозного явления, как война. Война не может быть сведена к ее мифу, хотя сам этот миф описывается Хэджесом как бы и правильно. Война может быть необходимой, единственной альтернативой, а не только путем реализации той или иной политической мифологии. Стоит вспомнить Вторую мировую войну - войну против Гитлера, между прочим. Тут никакой "кузинаж" не покажется опасным. Чувство единства, порождаемое войной, далеко не всегда есть фантомное создание. Оно может указывать на настоящие ценности, быть демонстрацией подлинных реальностей. Причем ценностей и реальностей сверхличных. Это особенно важно, когда речь заходит о войне, ведомой демократическим государством. Она становится его решительным испытанием. Можно даже, заостряя, сказать, что война - единственно решительное испытание демократии, единственное доказательство ее конечной ценности. Понять это нетрудно. Много раз говорили, что демократическое общество, особенно в нынешнем принципиально секуляризованном, деидеологизированном мире, каким является современный Запад, есть общество атомизированное, лишенное единящего сверхличного начала, лишенное, если угодно, мифа. "Идеи", объединяющей не имеющее, в том смысле, как говорят, к примеру, о "русской идее". Можно ли в этом же смысле говорить об идее американской? Конечно, можно процитировать знаменитую фразу из Декларации Независимости, говорящую о праве на жизнь, свободу и стремление к счастью, и объявить ее американской идеей. Но реальный образ демократии - это жизнь в мире существенно разобщенном, поощряющем и требующем напряженных индивидуальных усилий. Социальная и, тем более, духовная гармония в таком обществе не дана, а скорее задана. Общие цели если и есть, то не лежат на поверхности. Каждый за себя, мой дом - моя крепость и прочее в этом духе. То есть, сверхличные ценности в таком обществе не могут существовать как бы по определению. Попробуйте мобилизовать таких людей, с детства воспитанных индивидуалистами, на какую-либо сверхличную цель. Но вот в том-то и дело, что такие пробы были, и не раз имели место, и демократия, американская в особенности, их выдерживала и победу одерживала. Стоит ли напоминать о двух мировых войнах? Кстати, с этим аргументом - что, мол, демократии порождают людей расслабленных и не способных на серьезные испытания, - особенно носился Гитлер. Результат известен. Американцам нельзя отказать в способности к самопожертвованию, которой требует от них комедиант Билл Маер. Другой вопрос, что они не любят и не хотят излишних жертв. Этим они коренным образом отличаются от кузена Ивана. И они, конечно же, организовали бы применение нервно-паралитического газа иным способом. Тут права внучка Нина. Дай ей Бог выйти за предполагаемого американца и народить детей, которые ничего не будут знать о своем заполошном прадеде. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
