Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
27.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
Экслибрис. Впервые по-русскиПервый глоток пива и другие небольшие удовольствия: Французская микропрозаВедущий Сергей Юрьенен Перевод, представление авторов: Аурора Гальего Юрьенен: В последние годы термин «сверхкраткий рассказ» обрел права в России. Прошли семинары, вышли антологии. Не последнюю роль в этом, как отмечали критики на страницах «Литературной газеты» и «Нового мира», сыграл постоянный цикл нашего «Экслибриса», посвященный микропрозе. Ведущей страной жанра остаются Соединенные Штаты, где «сверхкраткий рассказ» называется «шорт-шорт стори», за Америкой следует Великобритания, другие англоязычные страны, но, как вы услышите сегодня, эстетика краткости проникает и во франкоязычную литературу, в силу своей традиции слов не экономящую. В последние годы страна романа - Франция - реабилитировала жанр рассказа, в том числе - «сверхкраткого». Итак, Первый глоток пива и другие небольшие удовольствия: Французская микропроза. В переводах нашего коллеги Ауроры Гальего... Начнем с общепризнанного имени - классика современной французской микропрозы. Филип Делерм. Нормандец, преподает французскую литературу в колледже. Сборник мини-рассказов «Первый глоток пива и другие маленькие удовольствия» (изд-во Галлимар, 97 год) оказался неожиданным бестселлером. О себе говорит, что любит собирать рыжики и белые грибы в сентябре, когда лес утопает в тумане. Живет в деревне и, несмотря на финансовый успех, отказывается покупать компьютер, продолжая писать от руки. Филип Делерм. БиблиоавтобусОн приезжает раз в месяц и стоит на площади Почтамта. Мы знаем заранее все даты его приезда. Они написаны на коричневой карточке, вставленной в каждую книгу, взятую на прочтение. Мы знаем, что большой белый автобус с надписью «Муниципальный совет» будет точно по расписанию 17 декабря с 16 часов до 18. Это действует успокаивающе. Ничего дурного с вами не случится, поскольку мы знаем, что через месяц читательный зал на колесах вернется и озарит нашу площадь. Да, это еще лучше зимой, когда улицы городка пустынны. Тогда Библиоавтобус вообще становится единственным центром оживления. Это не значит, что народу много, с рынком все же не сравнить. И тем не менее, знакомые фигуры подходят к неудобной лесенке и забираются вовнутрь. Мы знаем, что через шесть месяцев встретим тут Мишель и Жака (ну что, скоро на пенсию?), Армель и Оссиан (какое хорошее имя ты нашла дочке, какие у нее синие глаза) и других, которых знаешь меньше, но с которыми обмениваешься взаимопонимающей улыбкой. Весь этот ритуал сплачивает. Дверь автобуса странная. Нужно протиснуться между двумя пластинами из пластмассы, которые защищают внутреннее пространство от сквозняков, а затем сразу оказываешься в мире, покрытом ковром, в мягкой тишине, в атмосфере просветительной прогулки. Девушка и служащий постарше, которым мы возвращаем книги, здороваются, показывая, что вас узнали, но без фамильярности. Все должно совершаться тихо. Даже в дни, когда пространства не хватает, когда приходится изворачиваться, чтобы избежать телесного контакта, молчание не нарушается, и каждый внутри себя свободен. Полки самые разные. Максмимум позволено двенадцать книг, и самое приятное - это впасть в эклектику. Томик поэм в прозе Жан-Мишеля Мольпуа? Почему нет? «День медлит под навесом листвы и липовых цветков». Одной фразы достаточно, чтоб захотелось прочитать. Альбом Кристофера Финча «Акварель в XIX веке» тяжеловат, но прерафаэлитские рыжие красавицы тэрнеровой «Зари»! не говоря о том, что так приятно взять напрокат три килограмма матовой роскоши. Фотожурнал, где дети Буба, кассета с кантатами Баха, альбом о велогонках «Тур де Франс». Можно уложить все эти разные чудеса в корзинку и, будучи уже довольным, сказать себе, что можно набрать еще столько же. Дети на корточках листают комиксы и книжки с картинками. Иногда впадают в эйфорию: «Она сказала, можно взять еще одну!». После насыщения выбор замедляется. Запах теплой шерсти и мокрых плащей пропитывает тесное пространство. Но самое интересное ощущение идет от пола - легкое дрожание, палубная качка. Вдруг вспоминаешь, что ты на шинах, этом подвижном фундаменте храма уюта. От всех этих книг наступает морская болезнь, и особенно остро ты ощущаешь себя зимой в глуши провинции. Следующий приезд Библиоавтобуса - четверг 15 января. С 10 часов до 12 - площадь Церкви, с 16 до 18 - площадь Почтамта. Сергей Юренен: Коринна Бий - одна из самых известных писательниц франкоязычной Швейцарии. Мать троих детей и страстная путешественница, побывавшая и в России. О ней снят фильм, пишутся научные работы. Из выпущенной Галлимаром в 79 году книги «Сто маленьких историй о любви».
Муж и жена
Каждый вечер и каждое утро, в час, заранее назначенный, он и она в разных частях мира отходят в сторону и начинают танцевать.
НекрасиваяЯ сочиняю - сказала она - любовные истории, которых у меня не было. Ах! До чего прелестны они, как нежны! Я их переживаю, сильнее, чем реальность. Со всей нежностью и даже - да, да - с недостатками и ударами судьбы. Как в жизни. В снегу и в кружевах, там, где взрываются звезды и кричит сова. И лица - тех, кто на меня не смотрит никогда - вдруг озаряются глазами, в которые я смотрю, и погружаюсь, и совершаю там прогулки. Улыбки перестают быть безразличными. Голоса направлены на меня. А плечи - те самые, которыми только пожимают с презрением, принимают мою разгоряченную голову и убаюкивают меня. Я чувствую себя в этих обьятиях лучше, чем в жизни, в них божья благодать, в которую я перестала верить. И золотые руки, те самые, что оттолкнули, сейчас меня ласкают. И я так счастлива, так умиротворена, что вдруг, на грани обморока я - да, да - я засыпаю.
Милый домЯ бы тебя носила с собой повсюду на голове - как носят в новый год изображение своих домов на шляпах пастухи Вейраса, розово-серую охру стен, а вокруг зелень и ржавые яблони. С шиферной крышей и голубыми ставнями, удивительными арками окон, прикрытыми сиренью и фиговыми деревьями. На ветке качается гнездо дрозда. Открываю дверь - и что я вижу? Множество розовых домов с овалами окнами, магазины и кукольные комнаты. На полках и на стульях книг столько, что трехсот лет не хватит, чтобы все прочесть. Драгоценные камни, и цветы, и ракушки от тысячей отливов. Во тьме сверкают гиацинтовые глаза кошки и два мелких рубина собаки Сирах. Таков мой милый дом.
Мальчик
В лунном и все же земном городе мальчик - я видела его давно - живет и ждет меня. Чего ты хочешь от меня - память? Невероятно было озеро, когда солнце отражалось меж двух вод, когда южные паруса застывали, а лебеди были, как из стекла, и чайки тоже. Ледники спускались к воде и остужали так, что совершать заплыв в ней было, как идти на смерть. Я думала - когда-то - давным-давно - но тоже в ноябре в том же ржавом замке я родилась впервые для любви - Ах! такая старая, такая молодая и уже раненная, напуганная и доверчивая на всю жизнь.
Разговор
Запел сверчок. И сверчок замолчал.
СмертьЯ долго ждала любви. А сейчас? Сейчас я жду смерти. Такова жизнь, любовь предшествует смерти, а смерть приходит, когда нет уже любви. Возможно, твоя ласка реальна, О смерть, а умиротворенность нежнее всего. Может быть, ты пугаешь только живых, а мертвых - нет? Что нам о них известно? Может, они в тревожной радости весны? Наверное, они довольны, что их больше нет. Что, наконец, заснули. Что вместо сердца у них белый камень и корень алтея в мозгах. А что душа? Вот именно - где же она? Прозрачна так, что о ней забывают. Душа забыта - наверно так. Так говорила я о смерти перед смертью, не зная ничего и даже не подозревая два дня до смерти той, кого я больше всех любила: Моей матери Тогда пришлось мне не думать больше и пережить смерть с набухшими от рыданий веками (как будто можно пережить смерть) и слышать, как в церкви, где по соседству отпевали еще кого-то, повторяли за священником: «Слуги твои Катрин и Рафаэль». Филип Делерм
Первый глоток пиваИ это единственный, который важен. Дальнейшие, все более долгие, все менее и менее значительные, приносят лишь вялое замедление, расточительный избыток. Разве что последний стоит чего-то в смысле разочарования по поводу конца иллюзии о всемогуществе... Но первый глоток! Глоток? Он начинается задолго до самого глотка, когда к губам прикасается пенящееся золото, и это первый момент свежести, а затем медленное скольжение по небу - счастье смягченное горчинкой. Какой он длинный, этот первый! Выпиваешь сразу, с неискренним порывом жадности. Тогда как в действительности - все продумано: и количество, ни слишком много, но и не мало для идеального начала; и немедленное наслаждение, выражаемое вздохом, цоканием языка или молчанием, что еще лучше; и обманчивое предчувствие удовольствия без конца... На самом деле, знаем все заранее. Все самое хорошее получено. Отставляешь бокал и даже чуть отстраняешь на его картонном квадратике. Дегустируешь цвет - обманчиво медовый, холодно-солнечный. Совершая мудрый ритуал ожидания, надеешься задержать чудо, которое только что произошло и ускользнуло. С удовлетворением читаешь на стекле бокала марку заказанного пива. Но! содержащее и содержимое могут сколь угодно долго состоять в отношениях и пересекаться - ничто более уже не повториться. Так хочется сохранить тайну чистого золота и заключить ее в формулы. Но перед белым столиком, залитым солнцем, разочарованный алхимик спасает лишь одну кажимость и пьет еще и еще, испытывая все меньше и меньше радости. Счастье это горькое: пьешь, чтобы забыть тот первый глоток пива. Виржини Депант. Стала знаменитой после выхода на экраны картины «Бэз муа» - запрещенной во Франции и вызвавшей очередной взрыв полемики о разнице между эротикой и порнографией. На английский название картины было переведено, как «Изнасилуй меня» - вероятно, потому что слово насилие в нашем мире легче произнести и написать. Автор трех романов и сборника рассказов, Депант бескомпромиссно представляет новейшее поколение французских женщин, которые самовыражаются без цензуры. Рассказ из сборника 99 года... Виржини Депант
Прогрызться
Булочная внизу моего дома. С тех пор, когда я прохожу мимо булочной, я иногда плюю на витрину, жалея, что не имею возможности оквернить ее по-мужски - прямой струей. Но самое ужасное - это то, что, когда я выходила, стыдно было именно мне, я казалась себе лишней, совсем без прав и тем не менее нагло присутствующей здесь. С протянутой рукой.
Почта полна народу, я становлюсь в очередь. Домой неохота, иду куда глаза глядят, перед Кентаки Фрай Чикен все тот же постоянный персонаж, стоит на коленях с протянутой рукой и с надписью на шее: "Я голоден". Мне жутко стыдно за него. До такой степени впасть в унижение. А может, все ему по барабану, может, он засунул куда подальше и свое достоинство, и все, что о нем могут подумать. Может, ему тотально наплевать. Но все ж таки... на коленях... Роскошный парфюмерный магазин на улице Гобеленов, смотрю на витрину, просто так, чтобы вызвать у себя чувство невероятности, там полно кремов для старух, одна баночка стоит, как все мое пособие. Внутри дама в розовом, прогнившая насквозь, выбирает духи, беседует с продавщицой. Уверена, что она этого не заслужила, ничего хорошего никогда никому не сделала, и тем не менее у нее кредитная карточка и улыбки во всех магазинах, и право находиться там, внутри. Уверена, что каждый день она ужинает в дорогих ресторанах и говорит чепуху. Типа: "Ах! Если бы вы знали, милочка моя, как мне трудно, деньги счастья не приносят." И тем не менее - она живет, а я нет. Может быть, даже платит психоаналитику, чтобы привести в порядок душу, может, даже практикует спорт для избранных и массажи для релаксации. А если тоска накатит, идет тратить свои деньги в дорогих парфюмерных магазинах. А у меня нет ничего. Ничего не могу себе позволить - ни удовольствий, ни чувств. Трудней всего мне дается сострадание.
Мне хочется курить, и я смотрю на прохожих, вдруг кто-то с сигаретой, но когда попадается, обратиться к нему не могу. Медленно подступает ночь - пора домой и спать. Но я все иду и иду. В заключение еще одно признанное в области лаконизма имя. Эрик Ольдер. 40 лет. Романы выходят в издательстве «Фламмарион», рассказы в издательстве «Диллетант». Лауреат премий имени Роже Нимье и «Ноябрь». О себе говорит, что он человек простой, близкий к почве и заботит его лишь одно - писать точно. Эрик Ольдер
Среди женщин
Чаще всего они собираются на кухне. Летом, перед открытыми окнами, в прохладной тени старых камней, зимой - у печки, которую топят дровами. В обоих случаях - и это важно - поддерживается одна и та же температура.
Дело в том, что мы совсем уже не знаем - кто мы есть. Выпиваем, плутаем и совсем утратили ориентиры. Девочки держатся вблизи большого стола, где сито выплеснуло красный сок. На них легкие платьица почти той же ткани, как платья их кукол. Их волосы безукоризненно собраны в конские хвостики и украшены свежевыглаженными бантами. От них веет порядком и чистотой. Но это сверху: под платьями ноги, покрытые синяками и старыми царапинами. На лицах - ни следа наивности, ее и не было никогда. Они слушают матерей с жадностью и не выносят, когда на них обращают внимание. Время от времени они мечтательно окунают пальцы в капли, стекающие по кастрюлям. Как раз одна из женщин подняла рубашку и показывает, какой маленький шрам остался после операции. Со сдержанной завистью девочки думают, что у них тоже будут груди и большие зады. Когда женщины с восхищением обсуждают братика, девочкам всегда кажется, что это внимание преувеличено. Их взгляд становится жуликоватым и предвещает месть. Они найдут великолепный повод. А повод выльется в грандиозную драму. Женщины не могут думать обо всем, зато они успевают подумать обо всех. Они помнят о каждом дне рождения и обо всех поводах для того, чтобы обратить внимание. И еще - они постоянно что-нибудь обменивают, а иногда друг дружке продают. Вечность, которую они хранят и за которую в ответе, не лишена предметности. Бывает, что мужчина уносит с собой какой-нибудь инструмент, которым пользовался. Но мебель - и это закон - всегда остается в семье. Фривольность женщинам чужда. Каждый подарок значим и весом. Они знают, что и кому дарить. Так что, когда одна из них дарит платье, которое больше не носит и которое больше идет другой женщине, эта первая никогда не скажет, что платье ей больше не нравится, а вторая - что первая уже недостаточно для него хороша. Здесь важно, чтобы платье не пропало. Они решают все прервать и заварить чай. Одна разбивает чашку в мойке. Вторая рассказывает, что, несмотря на нулевой счет в банке, купила какую-то вещь. Я сошла с ума, говорит она (позже, когда они останутся без девочек, расскажет еще, что завела любовника и сделает тот же вывод: я сошла с ума). Но пока что они внезапно углубляются в себя и поражаются: как же так? Все знать, и тем не менее пойти на это: разбить чашку, купить вещь, иметь любовника? В конце концов, все это вызывает у них смех. Никто никогда не оценит, до какой степени женщины обладают чувством юмора. Входит малыш. Сын того, кто приходил за пивом и был полностью обойден вниманием. С сыном все иначе. Его берут на колени. Утирают испарину пота с грудей прежде чем утопить в них мальчика. А он за этим и пришел. Они говорят, он сказал то-то, представляешь, это он мне! Мальчик старательно сосет палец, слушает. Предчувствует, что в тот момент, когда он бросит сосать палец, доступа к груди лишат. Старшая сестра - вся внимание - подлеет с каждой новой секундой. Они целуют мальчика повсюду, кроме того самого места. А ведь от мужчин им так досталось. От тех, кто пил. От тех, кто уходил. От тех, кто бил. А кто помягче - те еще хуже, говорю вам: мой стучал кулаком по столу и тайно уходил в ванную самоудовлетворяться. Но самым-самым ужасным было, когда ничего не было. Когда только и было что: куда ты дела мою рубашку? Может быть, это они малышу и рассказывают. Может быть, они ему говорят - ты не такой, как они, когда-нибудь ты так же безумно полюбишь одну из нас, как я сейчас люблю тебя на этой кухне, тебе пять лет, мы делаем варенье, а для кого? Шейка твоя нежна до невозможности. В каждой деревне, в каждом французском городке осталось с прошлых времен одно место, которое забыли упразднить. Оно давно устарело, но снести его было бы святотатством. Это - особый каменный помост с навесом и стоком для воды у речки, куда ходили женщины стирать белье. |
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|