Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
27.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[31-10-02]
Власть и прессаАвтор и ведущий Олег Панфилов Сегодня в программе:
- "Норд-Ост" - точка отсчета новых отношений власти и прессы Олег Панфилов: Кажется, что события на Дубровке во время захвата заложников на мюзикле "Норд-Ост" не только приблизили чеченскую трагедию к Москве, но и обозначили новую российскую государственную политику в области средств массовой информации. Еще не успели похоронить погибших, не дожидаясь официальных результатов расследования, власть начала борьбу с прессой. Госдума срочно приняла сразу в двух чтениях поправки к закону "О средствах массовой информации", первое чтение которых состоялось еще в декабре прошлого года. Министерство по делам печати срочно написало методические рекомендации по освещению в средствах массовой информации чрезвычайных ситуаций, представляющих угрозу безопасности людей. В общем, власть начала еще одну попытку выстраивания журналистов во фронт, требуя от них послушания и содействия. Первые окрики последовали после первых репортажей и публикаций. Напомню, что Министерство по делам печати выражало недовольство в адрес телекомпании НТВ, телеканала "Московия", сайта радиостанции "Эхо Москвы", "Российской газеты". Пресса последних дней все чаще стала обращаться к проблемам работы журналистов во время октябрьских событий в Москве, отдавая все-таки предпочтение тому, что журналисты работали как могли, насколько им позволил профессиональный уровень и спецслужбы, пытавшиеся их контролировать. В нашей сегодняшней программе принимают участие два журналиста, побывавшие в здании на Дубровке и встречавшиеся с чеченскими боевиками. Это корреспондент телекомпании НТВ Борис Кольцов, корреспондент британской газеты "Санди Таймс" Марк Франкетти, а также юрист Центра экстремальной журналистики Борис Пантелеев, готовый дать свою юридическую оценку работы журналистов. Борис Кольцов, к вам первый вопрос: вы сделали попытку проникнуть в здание театрального центра на Дубровке. Боевики, как оказалось, вас не ждали, тем не менее вы эту попытку сделали. Что вы думаете по поводу того, что новые поправки лишат вас в будущем возможности работать репортером в таких подобных экстремальных ситуациях? Борис Кольцов: На мой взгляд, главный вопрос, насколько полезен или неполезен был мой поход. И в этом смысле можно думать о будущем. То есть в принципе я не сам туда шел, а по согласованию с властями, и поэтому я понимаю, что это было нужно не только мне, но и им в какой-то степени, не знаю, насколько им это было нужно, но тем не менее нас туда отправляли сотрудники штаба. Исходя из этого, думаю, что даже те рекомендации из Министерства печати, которые сейчас существуют, они все равно не предусматривают такого детального подхода к происходящему. Я не исключаю, что, не дай Бог, что-то подобное будет, все равно в рамках переговоров с террористами может возникнуть ситуация, когда журналисту придется туда идти, как ходил Сережа Дедов, который снял заявления Бараева, и тот просто не услышал того, что хотел услышать, поэтому у нас возникли проблемы. Я не думаю, что впереди нас ожидает какое-то жесткое разграничение, кто чего делает, потому что в любом случае любая ситуация она не стандартная и не предугадаешь. Сколько рекомендаций ни пиши, какие поправки не вноси в закон, ситуация всегда разная. Мы можем вспомнить Буденновск, вспомнить Первомайское, теперь в Москве. И каждый раз все по-другому. Я не думаю, что своими рекомендациями Министерство печати поставило крест на возможном походе когда-нибудь в будущем куда-то еще. Но другой вопрос, полезно это или нет, у меня нет ответа на этот вопрос. Так же как для меня до сих пор очень большой вопрос, я пока не услышал на него ответ. Ситуация: наши ребята сходили ночью туда, записали заявление Бараева, он не услышал того, что хотел, и когда я туда пришел, я услышал угрозы в адрес наших журналистов. Сейчас ситуация такова, что нам говорят, что все террористы уничтожены, поэтому эти угрозы исполнять некому. Но, не дай Бог, удалось уйти, кто бы обеспечивал охрану, например, наших журналистов, которые записали интервью Бараева и не дали ни слова из этого интервью, Бараев действительно этим был очень сильно раздражен. Кто должен был бы взять на себя их охрану после того, как, например, кому-то из боевиков удалось уйти. Государство, телекомпания или они должны были нанимать себе охрану и заботиться о себе? Это вопрос без ответа. Точно так же. Кто принимает на себя ответственность, например, государство или телекомпания, когда посылает (по согласованию с государством) журналистов к террористам, пишет с ними интервью, а потом ни слова из этого интервью не проходит в эфир. И мы не знаем, как на это отреагируют террористы, может быть, они начнут каким-то образом воздействовать на заложников, вплоть до каких-то физических вариантов. На ком здесь ответственность: на тех, кто сходил записал интервью и не дал его в эфир, или на тех, кто запретил его давать? На мой взгляд, сейчас у нас тоже нет в законодательстве на это четкого ответа. Мы можем только ссылаться на то, что нам запретили. Однако, предполагая, что нам запретят, может быть, не стоило ходить, возможно, стоило предоставить эту эксклюзивную возможность кому-то еще? И таким образом свою совесть очистить? Олег Панфилов: Вы сказали о том, что ваш поход в театральный центр был предпринят по согласованию оперативного штаба. Скажите, кроме разрешения, были еще какие-то предложения от людей, которые работали в этом штабе к вам как к журналистам? Борис Кольцов: Нет, к нам вышли, сказали: "Ребята, вас там ждут". Подвели к Сергею Говорухину с Димой Беловецким, сказали, что они идут туда на переговоры, и мы можем пойти с ними. Но нам как журналистам это интересно, есть возможность не просто снять террористов, а есть возможность снять, например, фрагмент переговоров. И поэтому, когда стоит выбор, естественно, ты идешь на это. С учетом того, когда ты в течение дня слышал о том, что от того, пойдет туда НТВ, не пойдет, каким-то образом зависит судьба заложников. Были разговоры, что, возможно, могут отпустить детей, если что-то в эфир пройдет, какие-то такие вещи до нас доходили, не очень точные. Поэтому я сильно не задумывался, другой вопрос, я очень удивился, когда выяснилось, что нас никто не ждет. Где произошел сбой в согласованиях, для меня до сих пор непонятно. И как мне сказал Говорухин, им тоже сказали, что у НТВ есть договоренность, поэтому вместо белого флага возьмите с собой НТВ и идите с ними. А оказалось, что у них тоже никаких договоренностей с террористами не было, что где-то произошел тот сбой. Почему и кому это было нужно, для меня это пока загадка. Олег Панфилов: Борис, если забыть о том, что обсуждается сейчас в Государственной думе. В принципе уже приняты и поправки к закону "О средствах массовой информации", вот вы как журналист можете ответить на такой вопрос: должен ли журналист брать интервью у террористов? Борис Кольцов: Если это предусмотрено ходом переговоров властей с террористами, то должен. Если это его личная инициатива, и он каким-то образом туда пробрался, скажем, окольными путями, то это большой вопрос, надо ли это делать. Потому что, где гарантия, что он сможет выдать это в эфир, если он действует не по согласованию с властями в этой ситуации. И так как гарантии никакой, очевидно, что в эфир при наших нынешних законах это выдать невозможно, но плюс если он еще пробирается туда окольными путями, берет интервью, то это какой-то героизм, но бессмысленный. В чем-то это напоминает, как мы туда сходили, мы вроде туда сходили, но я себя успокаиваю тем, что мы вроде как помогли Говорухину наладить контакт тем, что мы были с камерой, с микрофоном, единственный смысл нашего похода. Но, на мой взгляд, это все надо делать в нынешней ситуации в рамках переговоров с террористами. То есть существуют люди, которые ведут переговоры. Террористы выдвигают требования: "давайте нам журналистов", и тогда среди журналистов находят готовых туда пойти людей. И опять же готовых на то, что после этого интервью лично к ним у террористов могут возникнуть претензии, почему то что они сказали, не пошло в эфир? И тут уже человек должен быть готов полностью взять на себя ответственность, и, скажем так, понимать, что он берет интервью у террориста, он не знает, чем закончится ситуация. Но в будущем террорист, если останется живым, может попытаться ему отомстить за то, что интервью не вышло в эфир. Тут можно, конечно, удивляться, предъявлять претензии к террористу, но мы же не обсуждаем его интеллектуальный уровень, мы обсуждаем степень опасности. И вот в этой ситуации это уже личное решение журналиста, идет он на такой риск или нет. Олег Панфилов: Марк Франкетти, ваша история напоминает детектив, вы стали весьма известным после того как в первый раз пробрались в здание на Дубровке. Но у вас появилась и вторая возможность пойти в театральный центр, которая закончилась довольно банально, у вас взяли отснятую кассету и не вернули. Что произошло? Марк Франкетти: Я второй раз зашел, потому что мне удалось поговорить лично с Бараевым по мобильному. Я объяснил ему, что для меня очень важно зайти второй раз, с ним лично говорить и взять интервью. Он сказал, что он согласился, дал мне 20 минут и сказал, что я должен один прийти, и, во-вторых, с камерой. Я, естественно, пишущий, поэтому у меня не было камеры с собой. Пришлось договориться с людьми, которые в штабе были. Они в конце концов согласились, я зашел, брал интервью. Мне было понятно, что я не могу все показать, если вдруг Бараев начнет оскорблять президента во время интервью или какие-то угрозы, что, естественно, мне не дали бы возможность это все показать, то же самое было бы в Англии. Потом, когда я уже ушел, взяли кассеты, у меня потом была возможность получить оригинальную кассету уже в пятницу, интервью было вечером в четверг. Олег Панфилов: Простите, Марк, а кто у вас взял кассету? Марк Франкетти: Взяли люди, которые в оперативном штабе были. Скорее всего, это были люди из ФСБ, которые хотели смотреть, что я снимал. Я это тоже в принципе понимаю, было бы то же самое в Англии. Потом, когда я получил кассету, мне было сказано, что я вообще не имел право ничего показать по телевидению. Потом уже, на второй день показали пленки НТВ, но без звука, поэтому я уже пытался показать то, что я снимал. Но потом уже было поздно, потому что был штурм и все. В принципе два момента. Во-первых, я считаю, что должны быть ограничения, то, что он говорит. Но что он говорил, для меня лично было важно и интересно, потому что самое главное - это требования. Если я бы был бы русский гражданин, я чувствовал бы, что я имею право знать, почему сюда он приехал, что он хочет, какие требования есть. Это не значит, что журналист хочет оправдать или сочувствует, или что я с ним согласен. Но есть факт, есть террористы в центре Москвы, есть 900 заложников, в принципе я считаю, что публика имеет право узнать, почему они здесь. Потом такой момент, как проблемы у коллег с НТВ, у меня тоже. Потому что я точно знаю, что люди, которые были внутри в театре, они были недовольны, что мы согласились, что я пришел с камерой, снимал, а потом не показал. Они не знают, почему я не показал, скорее всего, считают, что я работаю или для спецслужб, или на оперативный штаб. В действительности это не так, потому что ситуация не очень простая. Журналист хочет там работать, но есть давление от террористов и от оперативного штаба. Поэтому не совсем простая ситуация. У меня не было возможности им объяснить, почему не показали эту пленку. То, что я смог сделать, это, конечно, дать интервью, где я предлагал то, что мне сказали, просто буквально то, что он мне говорил. Я считаю, что люди в России достаточно взрослые, чтобы потом сами судить, что он говорит правда или неправда, не то, что я хочу его оправдать. Если я брал интервью, я считаю, что я имею право это показать. Олег Панфилов: Борис Кольцов, когда власть стала предъявлять претензии журналистам в том, что они не совсем правильно работали, скажите, власть в лице сотрудников оперативного штаба на Дубровке, как она работала с точки зрения журналистов? И довольны ли журналисты работой штаба, насколько этот штаб мог содействовать свободной работе журналистов? Борис Кольцов: Надо не забывать, что работа в таких условиях она всегда, скажем так, ограничена, это не свободная работа где-то на другом варианте съемки. Но в принципе мне есть с чем сравнить, я могу сравнивать и с Буденновском, и с Первомайским, но то, что к нам выходил замминистра Васильев, который достаточно внятно и оперативно что-то рассказывал, это уже большой плюс, это для власти большой шаг вперед, такого не было раньше в критических ситуациях. Что касается сотрудников оперативного штаба, которые помогали нам туда пройти и куда-то еще, они вели себя вежливо. И когда нас туда отправляли, даже похлопывали по плечу, для них это был с нашей стороны какой-то героический поступок, они-то оставались на этой стороне площадки. То есть не было такого, что тебя грубо толкают, давай, иди и что-то еще. Другой вопрос, что шок для всех. И для власти тоже, и для нас. И в условиях этого шока, я считаю, что мы пытались сотрудничать достаточно внятно. Там были проблемы, но это не глобальные проблемы. Олег Панфилов: Марк Франкетти, у вас есть повод говорить о другом, потому что кассету, которую вы отсняли в здании на Дубровке, у вас изъяли, попросили. Но эта кассета была продемонстрирована на государственном телеканале РТР без ваших титров. Скажите, ваша оценка работы оперативного штаба? Марк Франкетти: Кассету мне потом отдали, это было уже в пятницу утром, я получил до штурма. Я не мог потом показать, потому что я не работаю для телевидения. Сказали, что я имею право показать, но без звука. Это важный момент. А что потом показали на РТР, и там было написано "оперативный штаб", это, конечно, было очень неприятно, потому что, если человек знает, что снимал я, итог - Марк Франкетти работает для ФСБ, это не так. Я очень рад, что меня пустили внутрь, потому что в принципе гораздо сложнее контролировать человека, который работает для западной прессы, чем для государственного канала. Поэтому я должен сказать, что я рад и благодарен, что меня пустили. Я не знал, честно говоря, потому что такая ситуация для меня возникла первый раз, как это было бы в Америке или в Англии. Скорее всего, не пустили бы журналиста, скорее всего. Кроме этого инцидента с кассетой, где мне дали возможность показать сразу, в принципе у меня никаких претензий. Хочу сказать, что пресса абсолютно хорошо и профессионально работала в этой трагедии, и что народ имеет право знать, что происходит внутри. Олег Панфилов: Пресса хорошо работала, да. Но после этих событий власть начала предъявлять претензии и, по всей видимости, еще долго будут приводиться несуразные примеры, как Иосиф Кобзон, находясь в Красноярске, заявил о том, что бутылка в руке Бараева, бутылка коньяка - это импровизация журналистов. Борис Пантелеев, эксперт Центра экстремальной журналистики, вы выслушали рассказы двух журналистов, какую правовую оценку вы можете дать? Борис Пантелеев: Действительно, журналисты рассказывали о своей роли, об участии в страшной трагедии, которая произошла в Москве. Поскольку это преступление, по факту данного преступления было возбуждено уголовное дело. И вот если быть объективным, если власть действительно хочет разобраться в причинах и обстоятельствах этого происшествия, то среди статей, по которым расследуется данное уголовное дело, на мой взгляд, обязательно должна присутствовать и статья 144-я Уголовного кодекса, которая предусматривает ответственность за воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналиста. И эти обстоятельства должны быть исследованы, независимо от того, жалуются ли журналисты или не жалуются. Это должна быть инициатива самих властей. Почему? Потому что на самом деле правовой статус российского журналиста, определенный законом от 91-го года "О СМИ", предусматривает работу журналистов в условиях чрезвычайных ситуаций и подобного рода террористических актов. С точки зрения права это штатная ситуация, она предусмотрена статьей 47-й, пунктом 7-м, где особо предусматривается, что журналист имеет право посещать специально охраняемые места стихийных бедствий, аварий, катастроф, массовых беспорядков, массового скопления граждан, а также местностей, в которых объявлено чрезвычайное положение, присутствовать на митингах и демонстрациях. Таким образом, в законодательном праве ничего чрезвычайного в этой ситуации нет. Если журналист отправляется освещать террористический акт, то он имеет на это право, эта ситуация предусмотрена законом. И всякий, кто ему препятствует в этом, он несет ответственность по закону, то есть по статье 144-й Уголовного кодекса. Анализируя эту ситуацию, можно установить, что в каждом случае террористического акта имеется как минимум три стороны: это сами террористы, спецслужбы, противостоящие им, и заложники, потерпевшие от действий противоборствующих сторон. И мы вновь убедились, что и террористы, и спецслужбы заранее продумывают свое поведение в информационной сфере, поскольку им важно, как именно совершаемые действия будут оценены обществом. И мы вновь убедились, что и те, и другие пытаются использовать журналистов в своих целях. Но задача СМИ, на наш взгляд, заключается в том, чтобы удержаться от того, чтобы стать рупором журналистов, либо штатной пресс-службой военных, поскольку и то и другое не соответствует их правовому статусу и общественной миссии. И когда журналисты говорят, что их работа была полностью зависима от пресс-службы или от штаба спецслужб, то это не совсем соответствует закону, закон предусматривает самостоятельность журналистов в этом случае. А всякие ограничения их деятельности должны регламентироваться не на законодательном уровне, это сами журналисты должны специально готовиться к выполнению профессионального долга в экстремальной ситуации. И одним из элементов такой подготовки являются правила, вырабатываемые на уровне редакций. Эти правила должны инициироваться снизу, только в этом случае они будут юридически безупречными. Если же такие правила навязываются Министерством печати, либо штабом, скажем, регулирующим деятельность, то это нужно расценивать как проявление цензуры, в том числе запрещенной статьей 29-й Конституции Российской Федерации. Другие передачи месяца: |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
